что, с его точки зрения, предметы этого аукциона были лишены материальности, но были лишь носителями информации, в равной степени принадлежавшей всему человечеству. Если бы попытка удалась, сам предмет можно было бы сдать в музей.
Но попытка, похоже, не удалась, и теперь Джинн спал — плавал в благовесте от Морфея, прыжком забытья преодолевая насыщенный плотной земной суетой отрезок времени. Его сон был лишен снов. И потому все дальнейшее, что покажется сном, на самом деле является явью, хотя размытые границы того и другого не дают нам в жизни возможности так просто определить, где есть что. То, что Джинн спал без сна, даже одного-единственного, вовсе не означает, что с ним ничего не происходило: линии его судьбы подправлялись ладонями десятков рук — печатающих, заворачивающих, заколачивающих, ставящих печати, пишущих, подписывающих, передающих и принимающих деньги через стол, поворачивающих ключи зажигания в замках и дверях автомобилей и даже тянущих штурвал самолета — на себя и от себя. Впрочем, процесс этот непрерывный, и для того, чтобы что-то происходило, совершенно необязательно спать. Или, скажем, просто обедать.
Его зовут Гена Рыжов. Он — хакер по прозвищу Джинн. Он не очень любит свое имя и очень не любит эпизод своего детства, в котором чуть было не получил прозвище Хоттабыч. Зато он любит далекую американскую девушку Дайву Стиллман по прозвищу Этна, с которой знаком через Интернет. Он живет один непонятно на что в квартире, доставшейся по наследству от бабушки, нигде не работает и принимает активное виртуальное участие в Югославской войне на стороне сербов. В свою очередь, девушка работает на Пентагон, что закладывает противоречия в их отношения. Он спит.
Глава вторая,
Зуммер дверного звонка возник где-то далеко-далеко, в каком-то затаенном уголке уставшего сознания. В голове по-прежнему было темно, хотелось покоя, но звонок настойчиво разгонял тишину, становясь все громче и громче.
«Никого нет дома, — подумал Джинн, — если я не открываю, значит, меня нет».
Звонок, однако, все не унимался, и Джинн понял, что, пока он не встанет, его не оставят в покое.
Пришлось вставать подходить открывать.
— Кто там? — спросил осторожно Джинн.
— А там кто? — спросил незнакомый голос. Джинн совершенно не был расположен шутить. После недолгих препирательств выяснилось, что за дверью Олег, таможенный брокер, с которым Джинн был знаком, как и большинство известных Джинну хакеров, которые время от времени совершали покупки через Интернет по фальшивым кредитным карточкам или другим нечестным способом. Покупки присылались в Москву обычно самолетом — через Шереметьево-Карго, где Олег помогал их растаможивать, то есть сам давал взятки, которые не принимались от незнакомцев, таможенным чиновникам и иногда помогал сбывать купленное. Это, конечно, обеспечивало не самый большой процент его совокупного таможенного дохода, но денежное выражение этого небольшого процента было достаточно крупной суммой, чтобы прокормить несколько десятков шахтерских семей. Олег обладал обширными связями в самых разных кругах, полезных для сношений с государством. Когда переоформляли квартиру для Джинна, именно он вывел на нужных людей, и все прошло без волокиты.
Однако Олег был не из тех, кто приходит сам ко всяким разным Джиннам, да еще без звонка. Джинн не успел задаться вопросом, откуда и зачем он взялся, как Олег поставил в центре комнаты большую картонную коробку и объявил:
— Вот. Твой груз. Столько было геморроя, ты себе просто не представляешь.
— Какой — мой груз? — опасливо спросил Джинн.
— Пришел на твой адрес. Вот ГТД. Рыжов Геннадий Витальевич. Ты?
— Я, — ответил Джинн. — Что такое ГТД?
— Грузовая таможенная декларация. Заполнить стоит полтинник. Тебе — бесплатно. Плюс на такой груз, как у тебя, требуется спецразрешение. Стоит пятихатку. Я договорился на сто. И плюс моя сотня — за растаможку. У тебя стоимость стояла тысяча фунтов. Пришлось перексеривать сопроводительные документы — эруэй билл, это типа билл оф лэдинг, ну коносамент, только авиационный. Считай, заново изготовили. Еле уломал своего таможенника. Так что официальных платежей — всего пятьдесят три рубля сорок восемь копеек. Как с начинающего пятьдесят рублей тоже не возьму. Это мой подарок. Но привез я его тебе в первый и последний раз. Сам будешь приезжать. Забирай груз, и с тебя двести полноценных североамериканских долларов США. Со всеми скидками. Два франклина, короче. Две кати первого.
— Первого? — только и смог спросить удивленный Джинн. — А сегодня какое?
— Сегодня десятое. Мая. Тысяча девятьсот девяносто девятого года. Спать надо больше. Пока ты спишь, уже премьер-министра поменяли. А первого, прости за жаргон, — это первый номер. Код валюты 001. Доллеры УэСЭй, значит. Ты молодой, просто пацан. Фирму при Советах не утюжил. И пофарцевать не успел. Вот и не знаешь. А я в свое время не одну катю на Плешке отстоял.
— За что двести долларов?
— Ты товара поднял на косарь паундов — это один и семь к зеленому, — тут отслюнявить двести грин на таможню — сам Бог велел. Это вообще копейки. Мы, например, обычно с двадцатифутового контейнера или с фуры, скажем, хавки пятерку берем, это если в черную таможить, — а цена ей по родному инвойсу — двадцатка, ну тридцатка. В математике сечешь? Процент сам вычисли. А у тебя — штучная вещь. Немереной цены. Да вообще — считай, подарили.
— Чего подарили-то?
— А ты что, сам не знаешь?
Джинн замотал головой — нет.
— Да кувшин какой-то музейный. Где ты его выцепил, просто не представляю, но сразу видно — профессионал. Я первый раз такое вижу. Уважаю.
— Кувшин? — Удивление Джинна было легко понять. Он почти не помнил ни про какой кувшин, который перед сном торговал в далеком Лондоне. И насколько он помнил, ничего у него не получилось. Но даже если и получилось, то представить себе, что вот только вчера…
— Какое ты, говоришь, сегодня число? — спросил он Олега.
— Десятое, а что?
— Так… — Выяснение числа ничего не давало: Джинн не знал, какое число было вчера, если вчера вообще было вчера, а не пару дней назад, — он даже примерно не представлял себе, сколько проспал. И особенно его удивило, что мимо прошел День Победы. Впрочем, со всеми современными скоростями посылку вполне могли доставить и за один день — это вопрос цены. Какова была виртуальная цена доставки заказа. Джинн не знал. Зато теперь знал, какова цена оформления.
— Ну, так, так так, — резюмировал Олег. — Давай деньги, и я поехал. У меня куча дел.
— Денег у меня нет, — грустно сообщил Джинн, — так что я его не возьму.
— Что значит нет? — как бы удивился Олег — Таможня — это святое. Надо найти.
— Где — найти?
— Не знаю, хоть в кувшине. Он, кстати, запечатан. Его, конечно, просвечивали… Сам понимаешь, вдруг — контрабанда какая-нибудь левая, непроплаченная. Вроде там нет ничего. Но ты — взрослый человек. Раз покупаешь такие вещи, должен себе представлять их цену. Все. Пока. Я тебе позвоню.
И Олег ушел.
Джинн не особенно всерьез принял желание Олега получить двести долларов. Если кувшин и вправду чего-то стоит, тогда можно что-нибудь придумать. А если не стоит ничего — за что деньги?
Джинн распечатал коробку и достал кувшин. Он был почти такой, как на картинке, — только трехмерный и с более четкой графикой изображения. Вмятины и царапины были еще отвратительнее, местами он был покрыт зеленым налетом плесени веков, а на крышке, заплавленной чем-то вроде сургуча, действительно были какие-то древние каракули и маленькие рисуночки. К кувшину прилагались бумаги, которые сертифицировали его древность, уникальность и тот факт, что Джинн приобрел его на аукционе Гаммонда.
Осмотрев кувшин со всех сторон, Джинн решил его открыть. Понятно, что если бы там и было что-то ценное, то его все равно давно бы уже не было. Но все же. Запечатанный сосуд — как нераскрытая тайна;
