в сердца предстоящие!
— Аминь!
— Идите с миром, братья! — сказал Учитель и, благословив всех, стал тихо удаляться по направлению к дому. Нуми шепнул мне:
— Я пойду, догоню Учителя и спрошу, можно ли сейчас тебе прийти к Нему.
Я видела, как Нуми подошёл к Учителю, поклонился Ему. Учитель остановился на мгновение, выслушал и, что-то ответив, продолжал удаляться. Нуми быстро вернулся ко мне.
— Учитель разрешил тебе догнать Его и следовать с Ним вместе.
Я поспешила к Учителю. Догнала Его уже близ дома. Как только я приблизилась, Учитель произнёс, не оборачиваясь:
— Мир тебе!
Поднявшись на террасу, Учитель повернулся ко мне, взял моё лицо за подбородок, приподнял его и, взглянув в глаза, сказал ещё раз:
— Да будет мир тебе! Вступивший на путь не оплакивает ни живых, ни мёртвых. Это не значит бессердечие, но это означает глубокое понимание
— Так, Учитель, — ответила я, — но эти слёзы и боль многое смывают с сердца.
— Оттого они и посланы тебе, — сказал Учитель, опускаясь в кресло. — Сядь возле, дитя!
Учитель вынул из складок платья маленькую книжечку и подал мне.
— Эта книжечка называется «Золотые правила мудрости». Раскрой её и начни читать с первой странички.
— «Мужество. Твёрдость. Проникновение в глубину сердца. Вот необходимые условия для ищущего», — прочитала я.
— Довольно. Закрой книжечку. Поговорим об этих качествах. Что есть
Учитель благословил меня, коленопреклонившуюся, и отпустил.
Я пришла в Сад на молитву. Меня нагнал по дороге Стивенс и пошёл рядом. Мы молча поклонились друг другу. До сих пор мы с ним ещё не разговаривали, хотя я чувствовала всё время, что это мой большой друг. Я рассмотрела его внешность. В нём было что-то, что отличало его среди многих братьев, но я не могла уловить, в чём состояло это отличие. У него были не очень большие светло-серые глаза, полные ума и внутренней силы. Нос прямой, немного короткий, чтобы называться правильным, тонкий рот, очень изящно очерченный. Он часто крепко сжимает губы, и тогда рисунок их ломается и лицо становится немного жёстким. Гладко выбритое лицо, без румянца, детски пушистые тёмные ресницы, и брови, которые смягчали его лицо, когда он сжимал губы, иначе оно казалось бы слишком суровым. Две-три чёрточки, проведённые страданием возле рта и на лбу, говорили, что он уже не юноша. Но вся его фигура была юношеской — высокая и стройная. Он был причёсан на косой пробор, очень тщательно, на английский манер. И я вдруг поняла, что этим он отличался среди братьев, у которых — почти у всех — были длинные волосы. Заметив мой взгляд, устремлённый на его волосы, Стивенс машинально провёл по ним рукой. Я улыбнулась ему, и он вдруг расцвёл улыбкой. Это удивительно, как некоторые лица умеют расцветать улыбкой! Они сразу хорошеют, розовеют и озаряются внутренним светом. Такова была внешность Стивенса. Я ещё ничего не знала о нём, но чувствовала преданного друга.
— Где Анита? — спросила я.
— Я её тоже ещё не видел.
Ко мне подошёл Нуми.
— Учитель примет тебя сейчас же после молитвы. Он будет в беседке, — сказал он и пошёл с нами.
Мы уже встали на молитву, когда к нам, слегка запыхавшись, присоединилась Анита.
— Уф! Насилу удрала! У меня полный дом гостей! И не было никакой возможности от них спрятаться и уединиться. Тогда я убежала на чердак и… Вот! Я тут.
Мы не могли удержаться от лёгкого смеха, глядя на неё, столько было юмора в её словах и в глазах, живых и синих.
После молитвы Учитель сказал:
— Дети Мои, скоро мы приступим к общим групповым занятиям со всеми вами. Вы будете подготавливаться к общей работе, но разными методами, по индивидуальности каждого. И Мы вас разделим на небольшие группы, в которые войдут наиболее созвучные друг другу. Те из вас, которые уже твёрдо избрали свой путь, найдут ещё больше силы и укрепятся сильнее в своём искании; те, которые ещё беспокоятся и сомневаются, те или отбросят всякие сомнения и колебания и обретут новую силу, или отступят, не в силах оторваться от жажды личного счастья и сильных внешних впечатлений. И те и другие любимы Нами, но те, кто найдут в себе силы и желание идти к Свету, оставив всё остальное, те, естественно, будут ближе к Нашим Лучам. А те, кто отступят, не будут лишены Нашей помощи, но только им придётся ещё подождать и довольствоваться меньшим Светом. Идите, братья, и пребывайте в мире.
Все стали расходиться.
— Ты придёшь завтра утром на молитву? — спросила Анита, прощаясь.
— Приду, приду! Теперь я свободна и не буду больше пропускать ничего.
Все ушли. Я направилась к беседке. Учитель был уже там.
— Входи и садись. Скажи, на тебя можно положиться? — спросил Учитель.
— Не знаю, Учитель… Я никогда не хотела быть предательницей, но в моей жизни бывали измены… Но если я обещаю твёрдо что-либо…
— Да. Я знаю, — перебил Учитель. Тут он задал мне ещё несколько вопросов личного характера. Вся моя жизнь тогда резко менялась, и я чувствовала в этом волю Учителей. Они определённо меняли мою жизнь и ставили меня в совсем иные условия.
— Если твоя жизнь на физическом плане устроится светло и благоприятно для твоей духовной жизни, знай, это Наша помощь, Наш дар тебе, Наш выбор. Подойди, и Я благословлю тебя на новую жизнь.
Я опустилась на колени перед Учителем, и Он возложил мне на голову руку и произнёс:
— Очищаю твоё сердце от всех мыслей, которые творили зло вольно или невольно. Пребывай очищенной в мире и в Свете.
Учитель снял руку с моей головы, и я прижалась к ней с поцелуем благоговения и с жаркими слезами.
— Тише, тише, дитя! Всякие вибрации слишком сильных эмоций вредят сейчас тебе. Встань и иди с миром! Мы знаем тебя лучше, чем ты сама себя знаешь. Завтра в девять часов утра придёшь к Учителю в горах.