А вы видели «Умирающего лебедя» Сен-Санса в исполнении Майи Плисецкой? Это чудо. Настоящее чудо.
Вы меня можете спросить, почему я, говоря о нетемперированности движения, в качестве примера привожу движение в балете. Ведь балет же весь построен на музыке, то есть на ритмах и темпах, иначе говоря, на временных расчлененностях. Да, конечно, но в том-то и прелесть балета в его лучших проявлениях, что внутри этой ритмической и темповой расчлененности человеческое тело живет свободно и слитно. Для тех, кто не видел руки Плисецкой в «Умирающем лебеде», рассказать о них невозможно. В них уже нет костей. Законы человеческой анатомии исчезли. Это крылья – сильные, слабые, трепещущие. И кисти рук – это умирающие перья прекрасной птицы.
Преображение руки
Руки, человеческие руки! Разве их выразительность проявляется только в балете? Поверьте мне, что руки Михоэлса в «Короле Лире» были составной частью его роли в не меньшей степени, чем гневные, несчастные глаза.
Ну а в нашей профессии, о которой я пишу эту книгу, руки – три четверти ее сути.
Если говорить об искусстве владения «перчаточной» куклой, руки, кисти рук – это просто все. Вы можете проверить степень их выразительности на своих собственных руках. Это не важно, что вы не актер или актриса кукольного театра. Не бойтесь. Я не буду просить вас изображать Ивана-царевича, Бабу Ягу или зайчика. Не бойтесь.
Я вам предлагаю сыграть этюд с самим собой. Для этого ничего, кроме двух ваших рук, не нужно. Положите левую руку на стол. Положили? Если не положили, не читайте дальше. Положили? Хорошо. Теперь будем считать, что это не ваша рука, а какое-то живое существо, щенок или котенок, или еще лучше – маленький ребенок. Он спит. Ничего не надо делать рукой. Не надо шевелить пальцами. Он спит очень крепко. Теперь средним пальцем правой руки тихонечко погладьте вашу левую руку. Осторожно. Осторожно. Чтобы не разбудить ребенка. Он же спит. Осторожно, но ласково. Посмотрите, как удивительно нежно делает это ваш палец и как легко представить, что это не палец, а маленькая живая рука куклы. Живой куклы. Тело-то у нее такое же, как у вас, такое же живое. И кожа той руки, которую вы так внимательно гладите, она ведь тоже живая. Такая же живая.
Если вы все это проделаете, а не просто скептически прочтете, прихлебывая чай, одним словом, если вы сделаете только то, что я написал, без всяких накачиваний себя на «правду», вот тогда вы поймете, какой мягкостью, какой силой выразительности обладают нетемперированные движения человеческой руки. Даже одного ее пальца.
На этом, только на этом «диалоге» двух рук, принадлежащих одному человеку, и построено мое выступление с куклой Тяпой на сольных концертах, о котором я рассказывал в первой части книги.
Но если куклу на руке даже и куклой-то назвать трудно, потому что ее тело – это рука человека, а собственно кукле принадлежит только головка да одежда, не значит ли это, что все «перчаточные» куклы, надетые на актерскую руку, по характеру движений, а значит, и по образу своему будут похожи друг на друга как родные братья? Тела-то у них будут из одной и той же руки сделаны. Данной руки данного актера. Предположить такое, может быть, и можно, но актерская практика говорит о прямо противоположном. В спектакле «Ночь перед рождеством» актер Семен Соломонович Самодур играл пять абсолютно разных ролей: черта-племянника, голову, дьяка, мужичка, который вытаскивает из мешка спрятавшегося в нем дьяка, и собаку. И все эти роли он играл просто великолепно, и все они по характеру движения, по пластическому образу были абсолютно разными.
«Героическая» биомеханика
Примеров прекрасно сыгранных «перчаточными» куклами ролей в нашем театре я мог бы привести множество, и мы не собирались играть целый спектакль какими бы то ни было другими куклами, пока писательница Нина Гернет не предложила нам пьесу «Волшебная лампа Аладина».
И тут оказалось, что комиков, особенно бытовых комиков, «перчаточные» куклы играют замечательно, а вот роли героические или романтико-героические не получаются просто потому, что у них не героическая анатомия:
голова большая, а ручки маленькие. Какой же это герой? Можно, конечно, удлинить ручки трубочками, но они будут тогда торчать, как палки, и героя тоже не получится. Можно уменьшить голову, как делают это китайские кукольники, играющие куклами на руках. Но они играют перед зрителями, подошедшими к ширме вплотную. Естественно, что с расстояния в два-три метра кукольную голову трех сантиметров величиной видно, и, значит, играть можно, но у нас даже в самом маленьком зале на двести тридцать человек из десятого ряда такую куклу рассмотреть нельзя. Значит, неизбежно у «перчаточной» куклы должна быть большая голова. Но если вылепить крупную «героическую» голову и посадить ее на маленькое тельце с коротенькими ручками, получится урод.
И вот тогда впервые мы решили воспользоваться тростевыми куклами, которыми до того времени не пользовались. Они нам были просто не нужны. Но знать мы их знали, потому что такими куклами играли, как вы помните, Ефимовы и воронежский кукольник Беззубцев.
Я уже говорил, что художником спектакля «Волшебная лампа Аладина» был Борис Дмитриевич Тузлуков. Он сделал кукол проще, чем были сделаны куклы Ефимовых. Одежда Аладина – это простой халат, внутри которого к кистям рук идут палочки – трости, в голове – тоже палка, которую кукловод держит правой рукой. Левая рука может взять нижний конец трости, идущей к кисти кукольной руки, и таким образом управлять ею.
А если нужно действовать обеими руками куклы? В этом случае требуется помощь другого актера. Тот, кто ведет тело и голову куклы, – это основной исполнитель роли. Тот же, кто ведет руки, – его помощник. Но от этого второго актера зависит очень многое. Он действительно должен «умереть» и в кукле и в основном актере. Умение быть помощником – это очень важное умение. Плохой кукловод помощником быть не может. И помощником в каждой данной роли должен быть всегда один и тот же актер, иначе основной исполнитель роли сыграть ничего не сможет.
Роль царевны Будур в «Волшебной лампе Аладина» играли и играют у нас разные актрисы. В этой роли есть танец. Без помощника его станцевать нельзя. Почти всегда танец этот покрывается аплодисментами, и я не знаю, кто же виновник этих аплодисментов – основная исполнительница или ее помощник. И, конечно, так четко, так темпераментно и так грациозно «перчаточная» кукла танцевать не может.
Спектакль «По щучьему велению», который мы играем больше сорока лет, считается нами нашей «Чайкой», так как до сих пор он для нас как бы эталон кукольной правды и цельности выразительных средств. Но, по существу, «Волшебная лампа Аладина» тоже должна считаться «Чайкой». Второй «Чайкой».
Она имеет на это все права, потому что буквально раскрыла двери новому репертуару нашего театра.
Если бы мы не поставили этого спектакля, если бы не увлеклись биомеханикой тростевой куклы, не родились бы у нас ни «Король-Олень», ни «Буратино», ни «Необыкновенный концерт», хотя куклы «Необыкновенного концерта» обладают уже несколько другой биомеханикой.
Почти каждый спектакль – новая анатомия куклы
Наш «концерт» – это высмеивание эстрадных штампов. В какой-то степени оно основано на имитации, то есть на определенных моментах натурализма.
Дурак-конферансье во фраке с белой манишкой, зазнавшийся, самоуверенный, убежденный в том, что он остроумен. Как сделать такую куклу? Халат тут не годится. Где тогда спрятать трости? Вот и пришлось нашим мастерам изобретать внутренние трости с довольно сложным управлением, чтобы можно было сгибать кукольные руки в локтях и жестикулировать ими. И коли
Наш конферансье стал в полном смысле слова премьером театра. Он знаменит. Ему аплодировали тридцать четыре страны мира, причем он всегда говорил на языке той страны, в которую мы приезжали.
Описать анатомию всех наших кукол очень трудно. Да и вряд ли читателям, большинство которых совсем не кукольники, так уж важно знать все подробности технологического устройства кукол.
