то, что она лежала нагая под плащами, указывало, что это не сон. Что это случилось и теперь она стала другой – стала женщиной.
Ее вдруг обуял страх. Что она наделала? Как могла?.. и где Стивен? От того, что его не было с ней, ей стало еще страшнее. Он ушел, понял, что они просто напились и совершили глупость. И теперь им надо молчать о том, что произошло, надо скрыть это от всех.
Рэйчел стала торопливо одеваться. И вдруг поняла, что плачет. Ей стало так больно… от тоски, страха и безысходности. Надо было как-то успокоиться. Начатая бутыль с коньяком все еще стояла на полу. Она сделала глоток и скривилась. Как она вчера могла пить эту гадость? Но вчера все было по-другому.
Она накинула квакерский плащ с капюшоном, чтобы скрыть порванную одежду, и быстро пошла к выходу, толкнула дверь. В белесом свете нового дня она увидела Джошуа Симондса. Он сидел за столом и что-то писал. Заметив ее, он отложил перо и улыбнулся.
– Ты уже выспалась, сестра? Добрый день. Ты долго спала, но Стивен не велел тебя беспокоить.
Похоже, квакер ни о чем не догадывался. Проглотив ком в горле, Рэйчел спросила, давно ли ушел полковник. Да, едва начало светать, сразу, как уехали фанатики. С рассветом они успокоились, похоже, стали соображать, что наделали ночью. Было ведь полнолуние, когда глаз ночи мутит разум людей и смущает их души. Но с приходом дня все изменилось. Поэтому пуритане поспешили убраться, едва рассвело. А следом за ними отбыл Стивен. Утром к усадьбе прибился его вороной, вот на нем он и уехал.
«Попросту сбежал, – зло подумала девушка, – чтобы не объясняться со мной».
– Я тоже хочу уехать. Дадите мне лошадь или мула?
– Конечно, конечно. Но разве ты не потрапезничаешь с нами, сестра?
Эта квакерская бесцеремонность в обращении сейчас особенно раздражала Рэйчел. Отказавшись, она заторопилась. Во дворе ее окружили обитатели усадьбы, выражая сочувствие. Она еле разжимала губы, отвечая им. Дождавшись, пока ей приведут оседланного пони, она стегнула его, вынеслась со двора и поскакала крупной рысью по дороге, глотая сырой туманный воздух. Потом резко осадила лошадку. Сидела, тупо глядя перед собой. Как ей теперь быть? Как она сможет глядеть в глаза сестре, отцу, Джулиану? И Стивену. Что ей говорить им, когда ее жизнь войдет в нормальное русло и она станет такой, как прежде? Лгать ли ей или во всем сознаться? Ее вдруг охватило чувство непоправимого несчастья. Оно окончилось, ее греховное и счастливое приключение. Она хотела этого, но только сейчас поняла, что предала всех, кто ей дорог. Она совершила грех, в этом было даже что-то библейское, и теперь за этим неотвратимо последует наказание. А Стив уехал… Оставил ее один на один с собственной судьбой. Сначала он спас ее, потом погубил. Теперь ее нравственные понятия и природное чувство собственного достоинства были растоптаны, она осталась одна.
Она не знала, сколько времени провела так в оцепенении. Ее лошадка, устав стоять, шагом двинулась по тропе. Рэйчел ее не сдерживала, погруженная в свои горестные думы. Очнулась она, лишь когда впереди замаячили кровли какой-то фермы. Легкий ветер доносил блеяние овец. Вокруг текла жизнь, обыденная и обыкновенная, словно ничего не изменилось. И Рэйчел предстояло жить в этом нормальном мире.
Она вздохнула и подумала, что ее домашние наверняка волнуются о ней, и надо сообразить, что она скажет им. Потом, как струна, заныло беспокойство о Мэг. Захваченная своими переживаниями, она и не вспомнила о кормилице. Возможно, в ней говорил обычный человеческий эгоизм, а может, ее просто успокоили речи Стивена о том, что Мэг обязательно спасут. Но сейчас она не на шутку забеспокоилась. Ей следует поскорее ехать и все разузнать. Сейчас это главное, а личные проблемы… Рядом с беспокойством о судьбе Мэг они отошли на второй план.
Глава 13
Ева провела ужасную ночь.
Несмотря на уговоры Нэнси, она отказывалась подняться к себе и мерила шагами пространство холла, зябко кутаясь в теплую шаль. Все уехали, оставили ее одну, без вестей, без поддержки, а те, кто оказывал ей услуги, только раздражали. Она прогнала всех и бродила от стены к стене; порой садилась в кресло, даже начинала дремать, потом резко вставала и вновь начинала ходить.
У слабо мерцавшего угольями камина меховым ковром разлеглись спаниели; порой они шевелились, зевали, поглядывая на хозяйку. Она не ласкала их, не играла, а пару раз, когда та или иная из собачек начинала семенить за ней, прыгать на юбки, резко ее отгоняла. Ева была словно сама не своя.
Она и не ожидала, что так сильно любит сестру, не думала, что так испугается за нее. Глупая маленькая Рэч, услужливая, внимательная тихоня, скромная пуританочка, которой она едва ли не пренебрегала. Думая лишь о себе, она почти не уделяла внимания сестре, не интересовалась, что у той на душе. Сестра всегда казалась незаметной, и Ева считала ее существом ограниченным, погрязшим в делах хозяйства, ничем, кроме этого, не интересующимся. Ведь Рэйчел всегда была так внимательна к ней, так нежна, старалась быть опорой в трудную минуту. А она почти злилась, замечая, что Рэйчел становится хорошенькой, завидовала ее юности. Но если с Рэйчел что-то случится… если эти пуритане что-то сделают с ней!.. О, как глупо, как опрометчиво поступила сестра, кинувшись в одиночку спасать свою диковатую кормилицу. Но Ева понимала, что будь на месте Мэг кто-то из них – она, отец или Энтони… даже Стивен… Попади они в беду… И тогда бы Рэйчел поспешила им на помощь. Для нее помогать близким было словно дышать. В этом была она вся, недаром их отец так рассчитывал на нее. Именно на нее, а не на свою старшую дочь Еву.
Она начала беззвучно плакать и вздрогнула, когда рядом появился силуэт горничной.
– Боже мой, Нэнси. Как ты тихо ходишь.
– Я принесла вам подогретого эля, миледи. Вам надо подкрепиться.
Но Ева даже не взглянула на поднос.
– Что еще? Я ничего не хочу, – резко сказала Ева, когда Нэнси не ушла, переминаясь с ноги на ногу.
– Миледи… Эти звуки в парке. Мне страшно.
– Глупости. Там сейчас Бен Петтигрю, а он хороший, надежный охранник. Не то что пьяница Томас.
Она умолкла. Томас Легг сейчас вместе с отцом ускакал разыскивать Рэйчел. Господи, хоть бы весточку от них получить. Неизвестность хуже всего.
Нэнси все стояла рядом, и Ева успокоила ее уже мягче, сказав, что в ночи полнолуния в парке всегда шумно.
Это навело ее на другие мысли. О том, что Карл Стюарт попросил у отца ее руки. Она и сейчас невольно задохнулась при одном воспоминании об этом. Это было почти счастье, настоящий триумф. Если она сможет оправдаться в его глазах. Ей надо переговорить об этом с отцом, он что-нибудь придумает. Но что? Из-за проклятия рода Робсартов она может упустить Карла Стюарта! И опять остаться пленницей Сент- Прайори.
От этих мыслей становилось совсем скверно. Хорошо еще, что переполох из-за Рэйчел позволил ей избежать немедленного объяснения с Карлом. Но сейчас все ее мысли путались из-за тревоги за сестру. Одна надежда на отца. Он что-нибудь придумает, успокоит короля, сумеет скрыть позорную тайну их семейства.
Под утро ей все же удалось заснуть. Ева спала, свернувшись калачиком в кресле, уронив голову на подлокотник. Разбудило ее тявканье спаниелей. Она увидела, что в окна льется сероватый предутренний свет, и тотчас различила цокот подков по плитам двора. Стремглав вскочив, она кинулась к двери и стала отодвигать засовы.
Энтони Робсарт устало слезал с лошади, разминая затекшие ноги. Ева подбежала к нему:
– Что? Где Рэйчел? Где все? Да отвечайте, ради всего святого!
Но Энтони заговорил, лишь когда прошел в дом и тяжело опустился на скамью, опершись затылком о стену. Видимо, он был очень утомлен, так как в кои-то веки начал не с цитат из Библии. Он него Ева узнала, что Уайтбридж бурлит, потому что люди Стивена этой ночью разогнали толпу обезумевших фанатиков. Многие в страхе перед наказанием разбежались, но лорд Робсарт поехал даже в Эймсбери, чтобы вызвать войска и переловить всех. Мятежники должны понести наказание.
– А Рэйчел, дядюшка? Где наша Рэйчел?
Оказалось, Энтони не знает. Перед рассветом в Уайтбридж прибыл Стивен Гаррисон и сказал, что Рэйчел удалось спастись от разбушевавшейся толпы. А вот Мэг пришлось туго, эти сектанты ее чуть не повесили. Старуха совсем плоха, еле шевелится, да и с речью у нее что-то. Стивен повез ее в свою усадьбу и поручил заботам своей матери.
