употребления. Изредка это однообразие нарушалось небольшим утесом на вершине пли на склоне какого- либо холма, но таким же черным, как и все остальные, или более широкой долинкой с сухим руслом, вырытым дождевым потоком и поросшим несколько более крупными кустами с серо-зеленой листвой.
Кое-где внимательный наблюдатель открыл бы маленькие пучки засохшей травы, росшие в ложбинах и рытвинах холмов и привлекавшие в эту мрачную пустыню хуан-ян-гов. Среди однообразных холмов, редко посещаемых людьми, четвероногие мирно паслись, пощипывая траву, обгрызая полынь и эфедру, чутко прислушиваясь к шорохам. Люди тревожили их очень редко; гораздо больше страдали они от волков, которые ухитрялись иногда отбить от стада животное, окружить его в котловине и зарезать, поэтому на черном фоне щебня местами белели то кости, то череп с волнистыми рожками.
Кроме антилоп, в более широких долинах можно было встретить мелкого бурого зайца, довольствовавшегося той же скудной пищей. Иногда по кустам порхали маленькие пташки, а между щебнем мелькала проворная ящерица. Но часто можно было пройти час-другой, не встретив ни одного живого существа. Чтобы выбраться из этих однообразных безжизненных холмов, следовало итти прямо на юг, где на расстоянии хорошего дневного перехода в скалистой, глубоко врезанной долине протекала маловодная речка Дарбуты, окаймленная зелеными рощами и зарослями камыша, в которых ютились зайцы, водились кабаны и фазаны, гнездились долгоносые утки. Но если, забравшись на холмы, повернуть на восток, пришлось бы итти несколько дней, не встретив ни воды, ни признаков жизни, пока, вместе с самим Джаиром, не кончилась бы эта пустыня.
Хун и Пао бывали на этих холмах, собирая на топливо скудные кусты и аргал. Но они никогда не уходили далеко в глубь и, поднявшись на вершину любого холма, могли различить на севере широкую долину Чий Чу, а за ней стену Кату, указывавшую им обратный путь.
Но в этот раз они пошли на охоту, и нужно было непременно найти антилоп. Тропа, которая привела их к холмам, скоро стала ветвиться, и каждая ветвь постепенно становилась все менее ясной, теряясь, наконец, в какой-нибудь котловине. Мальчики шли между холмами, переходя из одной котловины в другую по низким седловинам или по коротким долинкам. Они не обращали внимания на то, куда ведет та или другая долина, и постепенно уклонялись все больше и больше на восток.
Так прошло часа два. Они видели мельком зайца, выкатившегося ша, ром из-под куста и сейчас же скрывшегося за склоном; видели кости антилоп и два черепа их, на которые Хун с торжеством указал Пао. Наконец, при выходе в более обширную котловину они обнаружили совсем близко, не более чем в пятидесяти шагах, целый десяток антилоп; одни паслись, другие лежали на щебне, подогнув под себя ноги, как козы, и поворачивая головы то в одну, то в другую сторону.
Мальчики замерли и некоторое время любовались красивыми животными, не заметившими приближения охотников. Опомнившись, Хун стал снимать ружье, висевшее у него за спиной; оставалось поставить его на сошки, взвести курок, подсыпать свежего пороху на полку. Для этой операции он присел за более крупным кустом, а Пао остался на месте, глядя на животных поверх куста.
Но щелканье курка встревожило чутких антилоп. Они быстро подняли головы, заметили врагов и большими прыжками понеслись прочь, поднимаясь на холмы.
Хун испустил проклятие, а Пао со вздохом сказал:
— Ну, ничего не вышло из охоты!
— Выйдет еще! — уверенно ответил Хун. — Они убегут недалеко, и мы подойдем к ним из-за холма с ружьем наготове.
Он вскинул ружье на плечо и побежал вперед, Пао за ним. Дойдя до места, где паслись антилопы, мальчики скоро нашли их следы — маленькие впадины в почве котловины — и пустились в погоню. Следы поднялись на холм, спустились в следующую котловину, опять поднялись на холм.
— Теперь осторожнее, — сказал Хун. — Они, верно, сейчас за этим холмом. Я пойду вперед, а ты немного отстань.
Подражая приемам Мафу, мальчик согнулся и почти пополз вверх по склону; не доходя вершины, он даже лег и пополз на животе. На вершине он замер, обозревая открывшуюся перед ним котловину. Но антилоп нигде не было видно.
Поманив рукою Пао, ожидавшего ниже на склоне, Хун встал, спустился в котловину, не теряя следов, и на следующем холме повторил тот же прием… и с таким же результатом. То же было и на двух других холмах. Только с пятого он увидел, наконец, антилоп, которые остановились в небольшой котловине и опять паслись.
Хун отполз немного назад, приготовил ружье и, готовый к выстрелу, стал ползком подниматься наверх. Достигнув гребня, он прицелился в ближайшую антилопу и нажал пальцем на собачку. Грянул выстрел, и молодой охот-пик с жалобным криком упал навзничь, а ружье, взмахнув сошками в воздухе, перелетело через его голову и покатилось по щебню.
Пао, оставшийся в двадцати шагах позади, испустил вопль, полагая, что его товарищ убит.
— Ой, Хун, ой, ой, Хун!
Но Хун вдруг вскочил, бросился на гребень и исчез. Пао побежал за ним и с гребня увидел, что тот ходит по котловине, разглядывая землю.
— Я подумал, что ружье застрелило тебя, — сказал Пао, подбегая к товарищу.
— Ружье стреляет вперед, а не назад, — ответил Хун. — Оно только ударило меня в плечо, и я упал.
Мальчик не имел понятия об отдаче при выстреле и не прижал приклада к плечу, почему и получил очень чувствительный удар.
— Ты не подстрелил хуан-янга?
— Не знаю, может и попал. Только незаметно, куда бежало раненое животное.
Они долго ходили взад и вперед, ища следов крови, но не нашли ничего.
— А где ружье? — спохватился Пао.
— Ой, я его оставил там на вершине, — пробормотал сконфуженно Хун.
Вокруг котловины поднималось несколько холмов, похожих друг на друга, как близнецы, и мальчики не могли теперь вспомнить, с какой стороны они спустились вниз. Пришлось забираться по очереди на каждый холм, пока на склоне одного из них не наткнулись на ружье, лежавшее сошками вверх среди щебня.
Хун поднял его, осмотрел и сказал:
— Как будто не сломалось. Нужно опять зарядить, чтобы быть наготове.
Пао присел на щебень, поглядел кругом и сказал:
— До заката остается один только час, Хун. Идем домой, а то мы не успеем приготовить ужин для Мафу.
Пока Хун заряжал ружье, Пао достал из корзины флягу с водой, напился, потом стал жевать сухари, поглядывая с недоумением на солнце, которое стало совершенно красным.
— Слушай, ночью, кажется, будет хый-фын.
— Да, похоже на то, — сказал Хун, в свою очередь посмотрев на солнце.
— А в какую сторону нам теперь нужно итти?
— Конечно, туда, где видны горы Кату. Наша долина у подножия их.
— А где же Кату, я что-то не вижу.
— Ах, ты… — сердито начал Хун, но внезапно оборвал и с недоумением обвел взглядом горизонт. Зубчатая стена Кату, которую видно было с любого высокого холма этой местности, исчезла.
— Это пыль скрыла горы, как всегда бывает перед хый-фыном, — задумчиво проговорил он.
— Что же мы теперь будем делать? — со слезами в голосе воскликнул Пао. — Как мы попадем домой, если Кату не покажет дорогу?
— Ну, уже разнюнился, плакса! — прикрикнул на него Хун, хотя в его душу тоже закралась тревога. — Мы пойдем в сторону заката; солнце летом садится левее Кату.
Он не был в этом вполне уверен; во время преследования хуан-янгов солнце светило то в спину, то в бок, то в лицо. Кату был более надежным маяком; по положению хорошо знакомых им вершин и ущелий его они уже не раз ориентировались при возвращении домой из экскурсий за топливом.
Утолив слегка голод и жажду, мальчики скорым шагом, несмотря на усталость, направились на запад, прямо в сторону солнца, которое становилось все краснее по мере того, как спускалось за пыльную завесу. Но скоро оно уже чуть светило и, наконец, исчезло, не достигнув гребня высокого Джаира.
