успокаивались… А глаза привыкали к темноте.
Этих крохотных дырочек, неизвестно зачем проделанных в чугунной крышке люка практически над головой, он ни за что бы не заметил, если бы не лишился света. Градобор сказал бы, что так было угодно Мирозданию. Павел же только выругался. От души. На самого себя. Потому что нельзя ведь быть уж настолько тупым и везучим…
Он осторожно поднялся, затылком почти ощущая различные острые углы, наверняка торчащие вокруг. Протянул руку… Черт возьми, далеко, как до звезд. Значит, люк не в своде прохода: наверх ведет колодец. Точно, вот и края… А где же лестница?
Руки цеплялись за что угодно, кроме скоб. В общем-то и логично, к чему делать удобный спуск в каждый канализационный люк? Еще начнет кто ни попадя лазить туда-сюда, мало ли охочих до дармового тепла сейчас на улицах? А у бригады если что своя лестница будет… Вот только о незадачливом диггере, которому вдруг приспичило подняться на поверхность, никто не подумал.
Края высоко, кладка старая, кирпичная. Потрескавшаяся и крошащаяся прямо под пальцами, но все равно слишком гладкая, чтобы можно было подтянуться… Похоже, без света все-таки не обойтись. Павел вынул из-за пояса пожалованный гипербореем лучемет. Прицелился в крышку люка, однако палец на кнопке вдруг дрогнул. Что там снаружи? Шоссе? Тротуар? Автостоянка? Да и чугуном брызнет – мало не покажется. Он направил ствол под ноги и зажмурился.
Коротко, секунды две-три на минимальной мощности – вполне достаточно, чтобы камень раскалился почти добела. А глаза уже совсем привыкли к темноте…
Стараясь не глядеть на потрескивающее окалиной, бледнеющее пятно, Павел бегло осмотрел стенки колодца. Красноватого, быстро тускнеющего отсвета не хватило, чтобы разогнать тьму до самой крышки. Зато здесь у края вдруг обнаружился жгут кабелей, спускающийся откуда-то сверху и вдруг ныряющий прямо в стену, не доходя до свода тоннеля сантиметров двадцать. В темноте Павел не дотянулся до него совсем чуть-чуть.
Что там Сидор говорил про трубы и провода? Павел усмехнулся и подпрыгнул.
Кабель натянулся и просел. Где-то наверху скрипнуло металлом по камню крепление, посыпалась пыль… А Павел невольно поджал ноги – прямо под ним все еще светился крохотный кусочек рукотворной лавы. Осторожно подтянулся, перехватил руки, стараясь обойтись без рывков. Высокое напряжение ощущалось буквально кожей, изоляция под ладонями чуть ли не дрожала от текущих под ней киловольт. Если лопнет или покрошится – до дна колодца долетит только пепел. Павел стиснул зубы и подтянулся еще раз. И еще… Потом удалось дотянуться ногами до нижнего края, и дело пошло легче – можно было подниматься в распор…
За прошедший год случилось много чего. Интриги, перестрелки, рукопашные схватки… Пару раз он возвращался почти с того света, еще столько же раз его вытаскивали оттуда медики атлантов. Проколы в иные ветви, периодическое спасение различных миров и даже один запой – исключительно во излечение расстроенной нервной системы… Одного только не случилось за этот год – регулярных физических тренировок. Легкая зарядка по утрам – да и то не каждый день с гантелями – не в счет. И потому Павел почти не удивился, обнаружив на втором метре подъема, что у него уже дрожат руки и ноги, причем совсем не боевой вибрацией. Спина задеревенела до боли в мышцах и к тому же неимоверно саднила – он успел напороться на какой-то крюк, об который тут же располосовал ветровку. А еще через минуту подъема, когда жгут кабеля вдруг выскользнул из рук и больше не нашелся в темноте, он перестал отсчитывать высоту.
Чисто механически – оторвать от стены руку, на секунду расслабить, давая отдых, переставить на десять сантиметров выше, упереться. Теперь ногу… Осторожно, ноги сильнее скользят. Наверно, стоило снять ботинки. Нащупал выбитый кирпич? Отлично, отдых на пять секунд дольше… Затем вторая рука… Проклятый подсумок цепляется за все подряд, а гранаты в нем кажутся гирями… И жаль тратить лишнее усилие, чтобы поднять голову…
Изнутри люк оказался ребристым. Удачно – резкая боль в затылке, сулящая неизбежную шишку, отрезвила, прогнала из головы кровавый шумящий туман. И заодно поставила перед неожиданным вопросом: что дальше? Канализацию, разумеется, никто не запирает на замок, а чугунная крышка не так уж тяжела даже для не слишком развитого физически человека. Если только этот человек не висит над пятиметровым (не больше ли?) колодцем, раскорячившись между стенок… И к тому же – что все-таки там снаружи?
Правая, некогда уже дважды растянутая нога вдруг подвернулась, едва не потеряв опору. Павел до скрипа сжал зубы. От злости. На нее, на самого себя, на тот кирпич, который вздумал крошиться именно сейчас. И, перебрав руками еще чуть повыше, надавил плечом снизу вверх. Сильно, до хруста в суставах, до крика, если бы на крик осталось дыхания…
Подалась…
Еще чуть-чуть…
Кажется, снаружи что-то упало, загремело железом… Не важно, потому что свет и воздух уже хлынули в щель. А значит, еще малость… И зацепиться… И подтянуться в последний раз – пусть даже это последний раз в жизни…
Асфальт. Бордюрный камень. Какое-то колесо со спицами прямо перед глазами. Но главное, что наверху теперь небо, а не каменный свод с пучками труб в ошметках теплоизоляции…
– Э, я не понял!..
Это кто-то справа. С тротуара. Стоп, значит, сам он на дороге, что ли?..
Руки-ноги по-прежнему дрожали, но силы уже вернулись, хотя бы на то, чтобы подняться и посмотреть.
– Не, ну я с кем говорю-то? Разлегся, на!.. Вставай, и поднимай, на!.. Царапнешь – обратно крышкой укрою. Диггер нашелся, на…
Людей вокруг было много, и большинство из них брезгливо отводило глаза, торопясь пройти мимо. Грязный, хрипло дышащий индивидуум в мокрых штанах и драной куртке – разве может он вызвать в наше время что-то, кроме брезгливости? Во всяком случае – не сострадание.
Павел наконец повернулся на голос. Да уж, здесь сострадания ждать точно не приходилось – скорее пинка по ребрам.
Высокие черные ботинки на шнуровке, черные кожаные штаны, такая же куртка, заляпанная дьявольскими наклейками и заклепками. Широкий армейский ремень почему-то с никелированным черепом на пряжке. Помнится, некоторые из инков предпочитали такую вот «маскировку» при выходе в город. Квартирантский контроль смотрел сквозь пальцы – местных обычаев не нарушает, и ладно… Впрочем, инки никогда не носили бороду. Сигаретами – как и этот тип – баловались с охотой, но борода была им генетически недоступна. Темные очки, криво повязанная бандана все с тем же черепом… И валяющийся рядом на мостовой мотоцикл. Не слишком-то и крутой кстати, восстановленный из хлама и покрашенный в черное «Урал-волк». В общем, портрет ясен.
– Э, ты не глухой часом? – усомнился вдруг рокер. – А может, сломал себе чё?
Он даже сошел с тротуара и нагнулся, проявляя искренний интерес.
– Нет, – произнес Павел, поднимаясь сначала на четвереньки, а потом и на ноги. – Себе не сломал. Вот если кому другому надо…
– Кому другому? – не понял рокер.
– Ну, – Павел затруднился. – Мало ли? Тебе вот не надо?
– Мне – нет, – тот помотал головой.
– Тогда зачем людям хамишь?
– Людям? – изумленно рявкнул рокер. – Всякий чудак моченый будет мой мотоцикл ронять, а я должен спасибо, что ли, говорить?
– Мотоцикл… – повторил Павел, оглядываясь на мостовую. Вот оно в чем дело. Что-то туго до него сегодня доходит… – Да нет, браток, это тебе спасибо.
– А мне за что? – Рокер мгновенно оказался сбит с толку.
– За то, что не водитель автобуса.
Секунду тот усиленно размышлял, а затем вдруг расхохотался. Радиус, по которому прохожие обходили их компанию, резко увеличился. Зато у Павла сразу перестали чесаться кулаки. Начистить и без того
