Санаторий стоял на пригорке. Вероятно, когда-то его территория была обнесена забором, от которого с той поры осталось несколько литых чугунных ячеек по обе стороны от входа.
Под стать им была и арка, и лавки на тяжелых гнутых ножках, и старая, но добротная лестница с пузатыми стойками балюстрады, тщательно отреставрированная и выкрашенная белой масляной краской.
По этой лестнице мы поднялись к трехэтажному зданию, где, судя по вывеске, помещались администрация и процедурные кабинеты. Поодаль на газоне паслись не то бронзовые, не то «под бронзу» олень с олененком.
Внутри царила стерильная тишина, а чтобы мы ненароком ее не нарушили, полы выстелили толстыми ворсистыми дорожками.
— Вы не подскажете, в каком корпусе искать отдыхающего Пасечника? — спросил я у строгой усатой женщины, сидевшей под табличкой «дежурный регистратор».
— Зачем он вам?
Я растерялся.
— А разве это имеет значение?
— Имеет, — отрезала она, выразительно покосившись на мою сумку. — Здесь лечебное заведение, у нас режим, и я обязана оберегать покой своих больных.
Вот, значит, куда подевались недостающие ячейки от забора!
— Видите ли, он мой дядя. Мы с сестрой отдыхаем тут неподалеку и хотим с ним повидаться. Если он узнает, что мы были тут и не зашли проведать, у него откроется язва, а то и еще что похуже. Так уже было однажды, в прошлом году. Его еле откачали…
Она смерила холодным взглядом сначала меня, потом Нину, но журнал все-таки открыла.
— Как его имя и отчество?
— Валерий Федорович.
Дежурная полистала свой гроссбух, нашла нужную запись.
— Вы опоздали, — сказала она подчеркнуто бесстрастно. — Пасечник Валерий Федорович закончил курс лечения и первого октября выехал по месту жительства.
Ниточка, с помощью которой я надеялся проверить свою идею с ныряльщиком, оборвалась. Правда, оставалась еще одна.
— Скажите, пожалуйста, а Аксенова Ирина Николаевна, она еще у вас?
— Это тоже ваша родственница? — ядовито осведомилась дежурная.
Трудно сказать, что ею руководило: бдительность или мания величия — не исключено, что и то и другое вместе.
— Вы угадали, она моя тетя. Если нужны доказательства, я готов их представить вашему главному врачу. Где он у вас помещается?
Дежурная пошевелила усами, но, пересилив себя, зашелестела страницами.
— Аксенова выехала позавчера.
И вторая ниточка оборвалась.
Так всегда: лишь только удается найти ключ и открыть дверь, как за ней сразу же обнаруживается следующая. Я тянул с поездкой, потому что внутренне не был готов к встрече с последними свидетелями, видевшими Кузнецова живым, и вот теперь, когда один-единственный вопрос мог разрешить все сомнения, мне некому его задать.
16.37. Установлено, что Пасечник В. Ф. и Аксенова И. Н. выехали из санатория.
3
Солнце прошло уже две трети пути. Удлинились тени. В проемах между деревьями голубой ширмой висело море, и кто-то прятавшийся за горизонтом двигал по его кромке игрушечные кораблики.
Всю дорогу до пристани я думал о ловце рапановых раковин. Идея, которую он мне подсказал, нуждалась в проверке. Я почти не сомневался, что Пасечник, застань мы его на месте, подтвердил бы мою догадку, но он уехал. Значит, надо было искать другой способ проверки. И я его нашел. В первый момент он показался чересчур жестоким по отношению к Нине, но иного выхода у меня не было.
— Ты бывала здесь раньше? — спросил я, когда мы спустились к причалу.
— Нет.
— Ты не против, если мы пройдемся вдоль берега? А домой вернемся автобусом, тут неподалеку должно быть шоссе.
— А как же фестиваль? — спросила Нина. — У нас билеты на восемь.
— Успеем.
Она пожала плечами, и мы свернули вправо, взяв направление на дикий пляж.
Впереди, километрах в полутора, в море выступал мыс. Туда мы добрались довольно быстро. Дальше берег обрывался, и пришлось брести по колено в воде. Потом пошла узкая полоска, уставленная крупными валунами, потом валуны кончились, и склон горы стал более пологим.
Через час с четвертью мы были у цели.
Я помнил эту местность по фотографиям, только в натуре она выглядела еще пустынней. Действительно, дикий пляж — другого названия не подберешь. Два недостроенных волнореза, кучи нанесенных штормом водорослей, покосившаяся кабинка раздевалки.
Даже море здесь было другим, более первобытным, что ли. Покрытое мелкой рябью, сейчас оно не радовало и не влекло, как прежде, скорей пугало, будто было живым существом, неприступным, холодным, готовым защищать свою тайну.
Переправившись через речушку, мы остановились у гладко отполированной коряги.
Примерно в этом месте семнадцать дней назад нашли личные вещи Сергея: одежду, платок, сигареты со спичками и горсть монет — все, что после него осталось.
Я повесил сумку на сучок и скинул сандалии. При мысли, что придется лезть в воду, по коже пробежал холодок, но идти на попятную было поздно.
— Уйдем отсюда, — неожиданно сказала Нина. Наверно, ей передалось мое состояние.
— Ты забыла про запись, — напомнил я, стягивая с себя рубашку. — Сейчас окунусь, послушаем пленку и…
— Прошу тебя, уйдем!
— Почему?
— Не нравится мне здесь.
— Ерунда, роскошное место… — Я отвернулся, чтобы не видеть выражения ее глаз, и с разбегу бросился в воду.
Отплыв подальше, я лег на спину и подождал, пока восстановится дыхание.
Нина стояла на берегу у самой воды. Она не отрываясь смотрела в мою сторону. Я не различал ее лица — мы были слишком далеко друг от друга, — но чудилось, что она смотрит с тревогой и осуждением.
Меня вдруг взяли сомнения и неудержимо потянуло назад. «Для чего ты все это затеял? — ломая традицию, спросил я у своего двойника. — Для чего стараешься? Для дела? Но оно практически закончено.
