вы, наверно, проехали немалое количество миль, не сходя с седла.
– Двадцать пять.
– Это как раз расстояние отсюда до Лондона. Верно ли я предполагаю, сударь?
– Да, я из Лондона.
– Разрешите спросить, какое у вас ко мне дело?
– Я к вам от Джона, – ответил незнакомец, делая многозначительное ударение на имени.
– У вас есть поручение ко мне?
– Да.
Наступило молчание. Голтспер ждал, что незнакомец сообщит ему то, что ему поручено.
– Прежде чем передать вам это поручение, – сказал незнакомец, – я должен услышать от вас слова, которые позволят мне убедиться, что вы именно тот самый человек, которому оно предназначено.
– Джон, пославший вас ко мне, – это тот, кто мужественно отказался платить корабельную подать.
– Этого достаточно, – ответил посланный и, достав из кармана камзола письмо, без дальнейших колебаний вручил его Голтсперу.
Адреса на письме не было, но, когда кавалер вскрыл его и поднес к лампе, он увидел наверху страницы нечто похожее на адрес, написанный шифром.
Письмо было написано по-английски и гласило следующее:
«Капитан кирасиров, по имени Скэрти, во главе неукомплектованного отряда отправился в ваши края. Полагают, что ему поручено провести набор для пополнения войск. Он будет квартировать со своим отрядом у сэра Мармадьюка Уэда. Но все это вы узнаете сами, до того как к вам прибудет наш посланный. Обстоятельства складываются благоприятно. Сэр Мармадьюк, наверно, не будет больше держаться в стороне. Найдите предлог повидать его и удостовериться, какое действие произвела на него монаршая милость. Постарайтесь сделать все, что возможно, не подвергая себя опасности, дабы провалить набор новобранцев. Соберите друзей на обычном месте в ночь на двадцатое. Приедут Пим, Мартен ( Мартен Генри (1602 – 1680) – видный индепендент, один из наиболее ранних английских республиканцев, участник суда, вынесшего смертный приговор Карлу I. После восстановления монархии приговорен к пожизненному заключению.) и я и, быть может, молодой Генри Вен ( Вен Генри (1613 – 1662) – выдающийся деятель английской буржуазной революции, один из лидеров индепендентов. Много работал над созданием революционной армии. После восстановления монархии был осужден и казнен.). Если вам удастся привлечь сэра Мармадьюка, это будет большой козырь в кашей игре. Позаботьтесь, чтобы приглашения были разосланы тайно и через верные руки. У вас остается очень мало времени. Действуйте осторожно: этот капитан кирасиров приближен ко двору и, несомненно, имеет и другие поручения, кроме вербовки солдат. Наблюдайте за ним, но избегайте попадаться ему на глаза. Мой посланный должен тотчас же вернуться обратно; накормите его коня и отпустите немедленно. Можете положиться на этого человека. Он пострадал ради дела, как вы и сами можете убедиться, заглянув под поля его шляпы. Не сочтите за оскорбление, если он не захочет снять ее в вашем присутствии. Такая уж у него привычка. Он сам назовет вам свое имя, которое по вполне понятным причинам не должно называть здесь. Работа на пользу благого дела подвигается вперед».
На этом послание заканчивалось. Подписи не оказалось, но в этом не было и нужды, ибо, хотя письмо и не написано рукой великого патриота, Генри Голтспер не сомневался, что оно им продиктовано. Это не первое письмо, которое Голтспер получил от Гемпдена.
Прочитав письмо, Голтспер окинул внимательным взглядом его подателя, стараясь разглядеть лицо, скрытое полями шляпы.
Он ничего не заметил; во всяком случае, ничего такого, что помогло бы ему разгадать неясный намек в письме. Одно только было странно: поля шляпы с обеих сторон были опущены и закреплены под подбородком кожаным ремешком, как будто у человека болели уши и он хотел укрыть их от ночного холода.
Приезжий заметил беглый испытующий взгляд кавалера и сказал ему с угрюмой усмешкой:
– Вам кажется странным и, может быть, даже невежливым, что я так низко нахлобучиваю на уши свою шляпу? Это вошло у меня в привычку не так давно. Вы сразу поймете почему, если я сниму шляпу; но, может быть, вы поймете и так, если я вам назову свое имя. Я – Уильям Принн ( Принн Уильям (1600 – 1669) пуританин, адвокат и публицист. Он выпустил в 1633 году трактат «Бич актеров», содержавший страстное осуждение театра. Трактат был направлен против английского короля Карла I и его жены – больших любителей театра. «Звездная палата» присудила Принна к пожизненному заключению, штрафу и исключению из адвокатского сословия. Принн был выставлен у позорного столба, и ему отрезали уши.).
– Принн! – вскричал кавалер, бросаясь к нему, и, схватив пуританина за руку, горячо сжал ее обеими руками. – Я счастлив и горд видеть вас под своей кровлей и рад оказать вам гостеприимство...
– Генри Голтсперу нет нужды говорить о своих чувствах Уильяму Принну, сказал безухий пуританин, прерывая кавалера. – Друг угнетенных хорошо известен всем, кто пострадал, в том числе и мне. Благодарю вас за ваше радушие, которым я могу воспользоваться лишь на несколько минут. Затем я должен проститься с вами и ехать. Дело Господне не терпит промедления. Жатва скоро созреет, и жнецам надлежит приготовить свои серпы.
Голтспер хорошо понимал, что в такое тревожное время нельзя тратить ни минуты на пустые разговоры. Еще раз распорядившись позаботиться о лошади приезжего, – что охотно взял на себя бывший разбойник, – он приказал Ориоли подать гостю ужин.
И проголодавшийся пуританин, хотя он и в самом деле очень торопился, отдал ему должное, в то время как Голтспер, усевшись за стол, поспешно писал ответ на оставленное ему послание.
Он также не надписал на нем ни адреса, ни имени адресата и не подписался под ним, так как это могло повредить и ему и тому, кому оно предназначалось. Наибольшей опасностью оно грозило человеку, который брал на себя обязательство доставить его. Но верный ревнитель свободы вероисповедания нимало не страшился опасности – преданность великому делу, пылавшая в его доблестном сердце, делала его недоступным жалким опасениям и страху. Наспех поужинав, он снова вскочил в седло, сдержанно, по- дружески пожал руку Голтсперу и, простившись с ним, быстро и бесшумно помчался прочь.
Глава 24
ТРИ КУРЬЕРА
Едва конь пуританина скрылся из виду, проскакав по усыпанной песком дорожке, Голтспер призвал к себе Грегори Гарта.
Гарт за это время уже успел воспользоваться предоставленной ему возможностью и обильно подкрепился, о чем свидетельствовал стоявший перед ним окорок, которым только что ужинал приезжий. Изрядно обнажившаяся кость, с которой была срезана мякоть, красноречиво показывала, что Гарт поужинал досыта, и кружка крепкого эля, которым он запил этот добрый кусок оленины, весьма подняла его настроение. А так как он до этого хорошо выспался, вполне вознаградив себя за отсутствие сна в прошлую ночь, то теперь, по его собственному выражению, был готов на все: «Хоть в орлянку играть, хоть врагов убивать».
Его бодрое настроение оказалось весьма кстати, так как Голтсперу пришлось прибегнуть к его услугам, хотя и не для таких кровожадных целей.
– Гарт! – сказал кавалер, когда его старый слуга вошел в комнату. – Я уже говорил тебе, что ты скоро понадобишься для доброго дела. Оно призывает тебя сейчас.
– Я, мастер Генри, готов на все! Только прикажите! И хоть я на своем веку ничьей жизни не загубил, но ежели вы скажете слово...
– Постыдись, Грегори! Что за ужасные мысли! Время ли сейчас говорить об убийстве, когда... – Тут Голтспер запнулся. – Ну, не в этом дело, продолжал он, – сейчас я дам тебе совсем мирное поручение.
– Все, что вам угодно, мастер Генри. Для вас я готов хоть пуританином стать, сейчас же пойду проповедовать, ежели на то ваша добрая воля! Я тут обменялся словечком-другим с этим человеком, пока вы писали ответ, и он так хорошо объяснил мне, как надо толковать Священное писание. По-моему, он правильно говорит, хотя это и не совсем сходится с тем, что говорит его преподобие господин Лауд и его римские попы.
