желать, чтобы он убрался подальше от этих мест, и еще совсем недавно они очень обрадовались бы такому исходу дела. Но после неудачной попытки схватить Карлоса оба они – и соблазнитель и охотник до приданого – уже не хотели этого. Страстное желание отомстить взяло вверх над подлой любовью одного и корыстолюбием другого. Всеобщее сочувствие, вызванное их злоключениями, еще больше разжигало их ярость. Можно было не опасаться, что она когда-нибудь заглохнет. Вискарре достаточно было взглянуть в зеркало – и она вспыхивала в его груди с новой силой.
Вискарра и Робладо сидели на асотее крепости и рассуждали о том, справедливы ли их предположения.
– Он обожает свою сестру, – заметил комендант, – да и мать тоже, хоть она и карга. А все-таки, дорогой мой Робладо, каждый больше всего дорожит собственной жизнью. Дорога мне рубаха, но шкура еще дороже. Он прекрасно понимает, что если останется здесь, то рано или поздно попадется нам в руки, и знает, что его тогда ждет. Правда, он ловко удирал, но не всегда же ему будет так везти. Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить. Негодяй хитер – уж, конечно, он знает эту поговорку. Вот поэтому я и боюсь, что он все-таки убрался отсюда. Может, и не навсегда, но, во всяком случае, не скоро покажется. Допустим, он и вернется, но как мы будем поддерживать эту вечную слежку? Она изведет самого дьявола. Она так нам надоест, как осада Гранады доброму королю Фердинанду и грязная сорочка его воинственной супруге18. Ей-Богу, мне это уже и так опротивело!
– Хуже будет, если он удерет от нас, – возразил Робладо. Лучше уж я буду всю жизнь за ним гоняться.
– Да, да, я тоже, капитан. Не думайте, я вовсе не намерен отказаться от слежки. Нет, черт побери! Посмотрите на меня!
Вискарра вспомнил об изуродовавшем его шраме, и горькая гримаса еще более обезобразила его лицо.
– А все-таки, – продолжал он, – после того, что произошло, вряд ли он оставит их здесь даже
ненадолго. Вспомните, какой опасности он подвергал себя, когда пришел за сестрой.
– Конечно, – задумчиво ответил Робладо, – конечно. Меня больше всего удивляет, почему он не уехал с ними в ночь, когда вернулась Росита, в ту самую ночь... Ведь, судя по письму, он был там, в своем ранчо. Правда, чтобы подготовиться к путешествию через прерии, нужно время. В какое-нибудь наше селение он не переедет, а чтобы уехать далеко, надо подготовиться, хотя бы женщинам. Сам-то он, наверно, в пустыне как дома, не хуже антилопы или степного волка. Но если бы он уж очень захотел, он все-таки мог бы уйти тогда и взять их с собой.
– Мы промахнулись, что в ту ночь не послали наших людей к его ранчо, – заметил Вискарра.
– Я бы послал, если бы боялся, что он сбежит.
– Как это «если бы»? А вы не боялись? Разве нельзя было этого ожидать?
– Нисколько, – сказал Робладо.
– Я не понимаю вас, дорогой капитан. Как же так?
– А так, что в долине есть магнит, который притягивает его посильнее, чем мать или сестра, и я об этом знал.
– Вот оно что! Теперь я понимаю вас.
– Да! – скрипнув зубами, злобно продолжал Робладо. – Именно она, эта бесценная красотка, которая, невзирая ни на что, будет моей женой. Ха-ха! Он не мог сбежать, не потолковав с ней. Да, разговор у них был, и одному Богу известно, порешили ли они, что это их последняя встреча. Но ничего, это я за них решил, и дон Амбросио мне помог. Черт побери, надеюсь, больше она уже не будет гулять по ночам! Нет, он не бежал. Я не допускаю этого – и по двум причинам. Прежде всего из-за нее... Любили ли вы когда- нибудь? Я хочу сказать, любили ли вы понастоящему? – И он снова расхохотался.
– Пожалуй, был такой грех, – тоже смеясь, ответил Вискарра.
– Вот и в моей жизни тоже был такой идиотский случай. Что ж, тогда вы сами должны знать: уж если человек влюблен всерьез, его никакими канатами не оттащишь от места, где живет дама его сердца. Да, я думаю, наш охотник, хоть он ей совсем не родня, любит и боготворит эту мою будущую супругу. Ха-ха-ха! И уж поверьте, никакая опасность, даже страх перед виселицей не заставит его уехать из Сан-Ильдефонсо, пока у него есть надежда еще на одно тайное свидание. Ну, а так как он знает, что сеньорита готова бежать ему навстречу, он эту надежду не потерял. А второе основание полагать, что он все еще скрывается неподалеку, – это то, о чем вы говорили. Вряд ли он покинет мать и сестру после того, что произошло. Его мы не ослепили, хотя слава Господу или дьяволу, мы всем, кроме него, отвели глаза. Он знает все, Висенса подтвердила нам это. Вот почему, я уверен, он не бросит их надолго. Этот охотник хитер, как койот, он наверняка пронюхивает, где наши засады, знает насчет приманки и уж постарается не попасться нам на глаза. Никуда он далеко не ушел и через этих своих проклятых пеонов поддерживает связь с матерью и с сестрой.
– Что же нам делать?
– Я уже об этом думал.
– Если мы помешаем пеонам ходить, куда им заблагорассудится, они сразу поймут, что вокруг ранчо засада.
– Конечно, комендант. Так никуда не годится!
– Вы придумали другой план?
– Отчасти.
– Так выкладывайте же!
– Вот слушайте. Кое-кто из пеонов постоянно навещает Карлоса в его логове. В этом я убежден. За ними, разумеется, следили, но они уходят только днем, и всякий раз оказывалось, что по своим обычным делам. Но есть там один, который уходит из ранчо ночью, а выследить его никак не удается. Как за ним ни шпионят, он всегда исчезает в зарослях. Вот я и думаю, что это он встречается с охотником.
– Очень похоже на то.
– Так вот, если бы нашелся кто-нибудь, кто выследил бы его или хоть напал на след... Но тут-то и загвоздка. Больше всего нам нужен теперь хороший следопыт, а во всем гарнизоне не найти ни одного.
– Но есть же в долине еще охотники, и не только на бизонов. Неужели среди них не найти подходящего?
– Конечно, охотники есть, и, говорят, никто из них не сочувствует этому преступнику. Да только боюсь, все они нам не годятся. Нам нужен такой, чтоб ему хватало и ловкости и отваги, тут чем-нибудь одним не обойтись. Они его крепко ненавидят, но и боятся тоже. Есть, правда, один, – я слышал о нем кое-что, как раз такой человек, какой нам нужен. Он не побоится встречи не то что с Карлосом, но и с самим чертом. Ну, а насчет ловкости и всяких там индейских хитростей – так у него среди охотников репутация еще солиднее, чем у Карлоса.
– А кто он такой?
– Их двое, они неразлучны. Один – мулат, он прежде был в рабстве у американцев. Он беглый, и конечно, ненавидит все, что ему напоминает о его хозяевах. А нашего охотника он, говорят, ненавидит лютой ненавистью. Отчасти все из-за тех же воспоминаний о прошлом, а отчасти потому, что завидует охотничьей славе Карлоса. Так или иначе, а нам это на руку. Его дружок тоже вроде мулата: он самбо – сын негра и индианки с побережья Матамораса или Тампико. Он давно уже в наших краях, а как он сюда попал, никто не знает. Только этот самбо и мулат с давних пор неразлучны: живут вместе, вместе охотятся и горой стоят друг за друга. Оба они здоровенные молодцы, и хитрости им тоже хватает. Но мулат у них первый – из них двоих он первый подлец. Совесть их обоих не очень-то обременяет. Словом, они-то нам и нужны.
– Тогда почему бы нам их сейчас же не заполучить?
– В том-то и беда, что сейчас их здесь нет. Они на охоте. Они понемногу прислуживают миссии: поставляют святым отцам оленину и всякую другую дичь. Теперь, видно, наши смиренные, воздержанные монахи вздумали полакомиться бизоньими языками – у них есть какой-то там особенный рецепт – и послали своих охотников за свежей дичью.
– А давно они ушли, не знаете?
– Да уж несколько недель назад, задолго до того, как возвратился Карлос.
– Тогда, может быть, они скоро вернутся?
