него. Через несколько минут один из них сделал несколько прыжков и так приблизился к крокодилу, что тот раскрыл уже свою страшную пасть, чтобы схватить врага. Но гриф взмахнул крыльями и в тот же миг оказался вне всякой опасности. Между тем приблизился и второй гриф, но уже с другой стороны. И вот оба коршуна начали поочередно нападать на крокодила, стараясь клюнуть его в глаз. Наконец, в ту минуту, когда крокодил отбивался от одного коршуна, другому удалось вонзить свой острый клюв в глаз чудовищу. Оно заревело от боли и в бешенстве начало со страшной силой бить хвостом. Коршуны ограничились только тем, что отскочили на несколько футов, чтобы избежать зубов и когтей противника. Но как только первый взрыв бешенства прошел, они снова принялись за дело, стараясь совершенно ослепить жертву. Напрасно крокодил показывал противникам свою угрожающую пасть, напрасно мотал головой то вправо, то влево; он то и дело чувствовал удары клюва возле своего единственного теперь глаза. Очень медленное течение позволяло путешественникам следить за всеми подробностями этой борьбы. Долго еще они могли видеть, как тело гигантской ящерицы извивается на песке между двумя коршунами, но головой крокодил уже повернулся не к реке, в которой искал спасение. Несчастный порывался в лес, которого, конечно же, совсем не видел; он был к тому времени уже ослеплен.
Гуапо объяснил, что коршуны не оставляют крокодила до тех пор, пока не выклюют ему глаз — это все, что им нужно. А после чудовище становилось добычей ягуаров или, быть может, других, более слабых хищников, которым теперь уже нечего было бояться незрячего великана.
Долго еще рассказывал индеец разные истории о крокодилах и утверждал, что каждый год в реках Южной Америки многих людей пожирают эти чудовища, которые поглощают жертв больше, чем акулы. Говорят, что в одних местах крокодилы свирепее, чем в других; но, быть может, это объясняется тем, что в разных реках, а иногда даже в разных местах одной реки живут различные их виды. Существует настоящий крокодил со сплюснутой мордой и большими внешними клыками, и есть кайман, с более широкой мордой, которая походит немного на голову щуки. Оба эти вида часто встречаются в одной реке, где, впрочем, живут отдельными стадами. Крокодил смелее аллигатора и чаще нападает на человека. Так или иначе в каждой деревне по течению Амазонки есть много калек, изувеченных крокодилами; и никто не вынудит туземца переплыть реку, в которой водятся эти страшные животные.
В конце рассказа Гуапо прибавил, что нет иного средства спастись, когда попадешься в зубы этому чудовищу, как изо всех сил воткнуть ему пальцы в глаза. Крокодил тотчас выпускает добычу, поскольку всякое нападение, угрожающее его глазам, приводит его в ужас. Но легко понять, что нужно иметь необыкновенное присутствие духа, чтобы применить этот прием, особенно если вспомнить, что чудовище в это время не только рвет жертву своими острыми зубами, но еще и увлекает в глубину реки, где человек быстро теряет сознание. И тем не менее не раз случалось, что индейцам, даже их женщинам, удавалось таким способом вырваться из ужасной пасти крокодила.
XLVI. Гапо
Путешественники приближались к Амазонке, и приток ее, по которому они плыли, начал делиться на множество рукавов, которые вливались в великую реку отдельными устьями. Иногда наши беглецы бывали в сильном замешательстве, не зная, куда направить плот, потому что не всегда главное русло оказывалось наиболее широким, и можно было попасть в один из боковых рукавов, а там и вовсе оказаться в каком-нибудь глухом заливе, из которого потом было бы очень трудно выбраться. В высшей степени странный ландшафт имела местность, в которой они теперь находились и которая называлась Гапо. Эта обширная территория тянется по обоим берегам Амазонки и некоторых из ее притоков. Каждый год она в течение нескольких месяцев наводняется и представляет в это время в высшей степени удивительное зрелище затопленного леса на просторе в несколько тысяч акров.
Деревья, растущие в этом месте, сохраняют свою зелень и над поверхностью разлившихся вод; они принадлежат к различным породам, большая часть которых не встречается в других местах. На них ютится множество птиц, которым наводнение не мешает здесь жить. Уверяют даже, что существуют некоторые племена индейцев, которые тоже живут в этих лесах; они устраивают себе жилища на деревьях и переходят с ветки на ветку почти с таким же проворством, как и обезьяны. Правда это или нет — неизвестно; но в любом случае в этих рассказах нет ничего невозможного, потому что живут ведь гуарани в устьях Ориноко на вершинах пальм-мавриций все время, пока продолжается наводнение. Они устраивают площадки на этих деревьях и ставят на них что-то вроде шалашей. В шалашах устраиваются маленькие очаги, на которых готовится пища. С места на место гуарани переезжают в челноках, которые служат и для рыбной ловли.
Мавриция — одна из самых прекрасных пальм, какие только существуют; она достигает более ста футов высоты и встречается обычно рощами; а часто образует и громадные пальмовые леса, которые тянутся по берегам рек на несколько тысяч миль. Листья ее не перисты, как у большинства видов, описанных уже нами, а распускаются веером на вершине длинного стебля или ствола. Веер, поддерживаемый этим громадным стеблем, имеет до пятнадцати футов в диаметре. Одного из этих листьев достаточно, чтобы составить весьма серьезную ношу для человека.
На вершине ствола мавриции, похожего на величественную колонну, бывает около двадцати этих блестящих, вечнозеленых листьев. Подумайте, какую чудную картину должен представлять целый лес этих пальм.
Но мавриция не только красива, она и очень полезна: ее листья, плоды, ствол — все находит применение в домашнем хозяйстве индейцев. Стебли листьев, гибкие и легкие, когда их высушат, разрезают на планки толщиной около дюйма и делают из них коробочки, клетки, решетки, перегородки, а часто и стены; между тем как кора мавриции идет на изготовление корзинок и решеток для окон. Из кожицы листьев делают разного рода веревки, для гамаков и других нужд; плоды этой пальмы дают прекрасный напиток. Они очень вкусны и напоминают яблоки, а по виду похожи на сосновые шишки; снаружи они красны, а внутри желты.
Из сердцевины ствола можно приготовить крупу, похожую на саго. А самый ствол идет на изготовление легких челноков, в которых индейцы отправляются на рыбную ловлю.
Хотя в то время, когда наши путешественники проезжали эту местность, она не была еще вся под водой, все же река уже начала выходить из берегов. И трудно было найти место для ночлега; пришлось несколько раз провести ночь на плоту, который в таких случаях крепко привязывали к дереву. Медленно продвигались путешественники в лабиринте рек и дельт, поднимаясь иногда в самую глубь какого-нибудь залива, чтобы найти твердую землю, где бы можно было хоть немного отдохнуть. Запас провизии подходил к концу, а возможности пополнить его не было почти никакой; не попадалось ни одного пекари, ни одной морской свинки; хотя эти животные и прекрасно плавают, но ни одно из них не появляется на берегах реки, пока она не войдет в свое русло. Время от времени Гуапо убивал из своего сарбакана какого-нибудь попугая, или ару, или другую птицу. Но этого было, конечно, мало. Крик обезьян-ревунов раздавался часто; но они не показывались, несмотря на все желание путешественников увидеть их. Ни один из членов семьи теперь уже не побрезговал бы кусочком жареной обезьяны.
Однажды вечером вошли в самую глубину одной бухты, где можно было выйти на берег. Бухта была немного шире плота, и на обоих берегах ее возвышались громадные деревья. Во многих местах колючая яцитара, одно из вьющихся растений, обвивала ветви и даже перебрасывалась через залив на другой берег. Надо было очень старательно избегать прикосновения этой лианы, потому что, если бы она зацепила кого-нибудь своими крючкообразными колючками, то стащила бы его с плота или изодрала бы в клочки одежду.
XLVII. Косматые саки
Путешественники готовили свой скудный ужин, как вдруг услышали рев стада обезьян, который донесся к ним из леса. Это явление очень обыкновенно в местностях Амазонки, особенно перед восходом или заходом солнца или перед грозой, поэтому семья и не обратила бы на него внимания, если бы рев постепенно не приближался. Но теперь Гуапо начал надеяться, что с помощью своих стрел сможет удачно поохотиться. Он думал, что когда обезьяны подойдут к бухте, им придется возвратиться назад, потому что, как ни узок был залив, все же обезьяны не смогли бы перепрыгнуть через него.
Действительно, через полчаса стадо ревунов появилось на высоких деревьях, которые окаймляли берег, футах в ста от того места, где был привязан плот. Стадо состояло из довольно крупных животных, хотя и с худощавыми формами, что вообще характеризует цепкохвостых обезьян; это были не маримонды, а настоящие ревуны, что слышно было по их ужасному крику. Существует несколько видов ревунов, и тех,
