громадные стволы кипарисов, и далеко впереди под темными сводами деревьев я увидел негра, который по-прежнему со всех ног удирал от меня. К счастью, на нем была светлая рубашка, иначе я не разглядел бы его в густой тени. Впрочем, он только промелькнул передо мной далеко впереди.
Лес здесь был не такой частый и заросли не преграждали мне путь. Те— перь все зависело от быстроты, и не прошло и пяти минут, как я уже наго— нял его, умоляя, чтобы он остановился.
— Стой! — кричал я. — Стой, ради Бога!
Но негр ничего не отвечал. Он даже не повернул головы и продолжал бе— жать, разбрызгивая грязь.
— Стой! — продолжал я кричать во всю силу моих уставших легких, зады— хаясь от бега. — Стой, друг! Что ты бежишь от меня? Я не сделаю тебе ни— чего плохого!
Но и эти слова не произвели на него никакого впечатления, он будто ничего не слышал. Мне показалось, что он еще ускорил свой бег или, может быть, вышел из болота и бежал теперь по твердой почве, а я как раз попал в топь. Расстояние между нами стало как будто увеличиваться, и я испу— гался, что он снова скроется от меня. Я знал, что от него зависит моя жизнь. Если он не выведет меня из леса, я погибну ужасной смертью. Он должен показать мне дорогу. Хочет он или не хочет, но я заставлю его!
— Стой! — крикнул я еще раз. — Стой, или я буду стрелять!
Я вскинул ружье. Оба ствола были заряжены. Это не было пустой угро— зой: я действительно решил выстрелить, не для того, чтобы убить его, но чтобы остановить. Конечно, я мог ранить его, но что мне оставалось де— лать? У меня не было выбора, я не знал другого средства спасти свою жизнь. Я повторил свою угрозу:
— Стой, или я стреляю!
Я выкрикнул это с такой яростью, что негр не мог сомневаться в моем намерении. По-видимому, он понял это, так как внезапно остановился и круто повернулся ко мне лицом.
— Стреляй, проклятый белый! — крикнул он. — Но если промахнешься — берегись! Тогда прощайся с жизнью, черт тебя побери! Видишь этот нож? Стреляй же и будь ты проклят!
Он стоял прямо против меня, смело подставив под пулю свою широкую грудь; в его поднятой руке сверкал нож.
Я сделал несколько шагов и подошел к нему вплотную; тут я вдруг узнал этого человека: передо мной стоял негр Габриэль, жестокий бамбара.
Глава XXXIV. НЕГР ГАБРИЭЛЬ
Могучая фигура негра, его угрожающая поза, горящие, налитые кровью глаза, выражение отчаянной решимости, белые, сверкающие зубы — все при— давало ему свирепый вид. В другое время я побоялся бы встречи с таким страшным врагом; ведь я считал его врагом: я помнил, как ударил его, и не сомневался, что и он помнит об этом. Я был уверен, что сейчас он го— товится мне отомстить — отчасти за тот удар, отчасти выполняя приказание своего трусливого хозяина. Он, наверно, выслеживал меня в лесу; возмож— но, ходил за мной весь день, выжидая удобного случая для нападения.
Но почему же тогда он бежал? Может быть, боялся напасть на меня отк— рыто? Ну конечно, его пугала моя двустволка.
Однако он мог подкрасться ко мне, когда я спал, и… Ах! Это воскли— цание невольно вырвалось у меня, когда неожиданная догадка молнией мелькнула в моей голове. Габриэль, как я слышал, был заклинателем змей, он приручал даже самых ядовитых и подчинял своей воле. Не он ли подослал ко мне змею, когда я заснул, и заставил ее укусить меня?
Как ни странно, но такое предположение в ту минуту показалось мне возможным; больше того, я поверил, что это именно так. Я вспомнил стран— ное поведение змеи, необыкновенную хитрость, с какой она скрылась от ме— ня, и ее коварное, ничем не вызванное нападение, несвойственное гремучей змее. Все эти мысли вихрем пронеслись в моей голове и убедили меня в том, что роковой укус был не случайным и что всему виной Габриэль — зак— линатель змей.
Эти размышления не заняли и десятой, даже сотой доли того времени, которое я потратил, чтобы рассказать вам о них. Убеждение в виновности Габриэля возникло во мне мгновенно, тем более что все предшествующие со— бытия были еще совсем свежи в моей памяти. Пока я думал об этом, негр не успел даже переменить свою угрожающую позу, а я — свое удивленное выра— жение лица.
И почти с такой же быстротой я понял, что ошибаюсь. Я увидел, что мои подозрения несправедливы. Я напрасно обвинял человека, стоявшего передо мной.
Поведение его вдруг резко изменилось. Поднятая рука упала, с лица ис— чезло свирепое выражение, и он сказал самым мягким тоном, какой только мог придать своему грубому голосу:
— О-о! Это вы, масса — друг черных? Вот черт! А я-то думал — это проклятый янки-погоняла!
— Так вот почему ты бежал от меня?
— Ну да, масса, только потому.
— Значит, ты…
— Я беглый, масса, вот в чем дело: я беглый негр. Вам это можно ска— зать. Габриэль верит вам, он знает — вы друг бедных негров. Посмотри— те-ка сюда!
Он приподнял желтую рубаху, висевшую на нем клочьями, повернулся и показал мне свою обнаженную спину.
Это было страшное зрелище! Рядом с клеймом — королевской лилией — и другими старыми шрамами виднелись совсем свежие раны. Темная спина была вся исполосована длинными вздувшимися багровыми рубцами, словно покрыта толстой сетью. Кожа была местами темно-фиолетового цвета от кровоподте— ков, а кое-где, там, куда попадал скрученный конец ременной плети, выс— тупало обнаженное мясо. Старую рубаху покрывали бурые пятна запекшейся крови, брызгавшей из его ран во время наказания. Мне было больно смот— реть на него, и я невольно воскликнул:
— Ох, бедняга!
Мое сочувствие, видимо, тронуло суровое сердце негра.
— Да, масса, — продолжал он, — вы тоже ударили меня хлыстом, но это ничего! Габ не сердится на вас. Габ не хотел лить воду на старого Зипа. Он был очень рад, когда молодой масса прогнал его прочь!
— Как, тебя насильно засгавили качать воду?
— Ну да, масса. Янки-погоняла заставил. И хотел заставить опять. А Габ отказался еще раз поливать старого Зипа. И вот что он сделал с моей спиной, будь он проклят!
— Тебя отстегали за то, что ты отказался наказывать Сципиона?
— Да. масса Эдвард, так оно и было. Видите, как отстегали! Но я… — Тут он остановился в нерешимости, и лицо его снова стало жестоким. — Но я отомстил этому янки, будь он проклят!
— Как — отомстил? Что ты ему сделал?
— Немного, масса: сбил его с ног. Он свалился, как бык под топором. Вот месть бедного негра. Теперь я беглый негр — и это тоже месть. Xa-xal Они потеряли хорошего негра: нет хорошего работника для хлопка, нет хо— рошего работника для сахарного тростника. Ха-ха!
Грубый смех, которым беглец выражал свою радость, удивил меня.
— Значит, ты сбежал с плантации?
— Да, масса Эдвард, так оно и есть. Габ никогда не вернется назад. — И он добавил с силой: — Никогда не вернется назад живой!
Он с суровым и решительным выражением прижал руку к своей широкой груди. Я понял, что неправильно судил об этом человеке. Я знал о нем только от его врагов — белых, которые его боялись. Несмотря на свирепое выражение лица, у него было благородное сердце. Его отстегали за то, что он отказался наказывать своего товарища — раба. Он возмутился против своего жестокого тирана и сбил его с ног. Поступая так, он рисковал зас— лужить еще гораздо более страшное наказание — он рисковал жизнью!
Для этого надо было иметь большое мужество. Только жажда свободы мог— ла вдохнуть в него такое мужество, та жажда свободы, которая заставила швейцарского патриота прострелить шапку Геслераnote 14.
Глядя на негра, который стоял передо мной, скрестив на могучей груди сильные, мускулистые руки, выпрямив стан и откинув голову, с суровой ре— шимостью во взоре, я был поражен величием его осанки и подумал, что у этого человека под рваной одеждой из грубого холста бьется мужественное и благородное
