Посредине патио помещался обширный каменный бассейн с фонтаном, окруженный померанцевыми деревьями, ветви которых свешивались над водою. На самом видном месте стояли две небольшие пушки. С одной стороны двора тянулись большие ясли, насыпанные маисом. К ним подводили проголодавшихся дорогой лошадей и мулов.
Громадные собаки, лежавшие на раскаленных плитах мостовой, ожесточенно лаяли, когда появлялся какой-нибудь новый всадник. Это были знаменитые испанские ищейки из породы тех, которыми Кортес травил когда-то ацтеков.
Гверильясы расположились вокруг разведенных огней, поджаривая на кончиках сабель куски вяленого мяса.
Некоторые чинили сбрую или чистили оружие, другие прогуливались взад и вперед, гордо драпируясь в роскошные manga или живописные серапе. Тут же ходили женщины в цветных рубашках.
Служанки приносили большие кувшины с водой или, стоя на коленях перед каменными очагами, скатывали тесто для тортилий и жарили бобы.
Все весело смеялись, шутили и болтали. Никому не было грустно, кроме нас, злополучных пленников, которых, быть может, ожидала в ближайшем будущем ужасная смерть...
Из вестибюля главного дома выходили офицеры, отдавали распоряжения и снова скрывались.
В одном углу двора лежали нагроможденные друг на друга тюки товара. Вблизи них расположились арриеро – погонщики мулов в живописных кожаных костюмах. Через крыши низких зданий – мы находились на возвышении – мы могли видеть зелень лугов и лесов. Вдали обрисовывались снежные вершины Анд. Выше всех вздымался к небу, как снежная пирамида, пик Орисавы.
Солнце уже скрылось за горами; последние лучи озарили конус Орисавы, заливая его расплавленным золотом. Облака, отливавшие пурпуром, окутывали вершины более низких Кордильер. Только самый высокий пик – Сверкающая Звезда – одиноко вздымался из тумана...
Это была живописная, величественная картина – на один момент я забыл, где я и что со мной... Но грубый голос Хозе вернул меня к действительности. Он вошел с двумя пеонами, несшими наш ужин на большом глиняном блюде.
Ужин состоял из черных бобов и полдюжины тортилий. Так как мы успели изрядно проголодаться, то не подвергли его сильной критике. Нам развязали руки – в первый раз за все время нашего пленения блюдо поставили перед нами. Но опять у нас не было ни ножей, ни ложек, ни вилок. Рауль показал нам мексиканский способ есть бобы, зачерпывая их куском тортильи, и мы принялись за ужин...
Глава XXXVII
ЧЭЙН УХАЖИВАЕТ
Поставленное посреди нас громадное блюдо с бобами было опорожнено в один миг.
– Превкусная штука, хотя и неказистая, – со вздохом говорил Чэйн, грустно смотря на пустое блюдо. – Милый сеньор, не можете ли вы дать нам еще немного бобов или тортилий? – обратился он к стоявшему возле нас Хозе.
– No entiende (не понимаю), – ответил тот, отрицательно качая головою.
– No in ten days! (Не раньше десяти дней!) – воскликнул Чэйн, принимая испанское –nо entiende_ за дурно произнесенное английское –no in ten days_. – Ох, как жестоко вы изволите шутить! Через десять дней Муртааг Чэйн будет ужинать на том свете, где дадут чего-нибудь получше ваших бобов!
– No entiende, – повторил мексиканец.
– No in ten days, да мы до тех пор успеем умереть с голоду! Мы сейчас хотим бобов!..
– Que guiere? (Чего он хочет?) – обратился мексиканец к Раулю, хохотавшему до слез.
– Что он там лопочет? – горячился Чэйн.
– Говорит, что не понимает тебя...
– Так скажи ты ему, что мы просим дать нам еще бобов и лепешек.
Рауль перевел слова Чэйна.
– No hay (нету), – сказал Хозе, водя перед носом взад и вперед пальцем.
– No I (не я), – повторил по-своему Чэйн. – Вы не желаете постараться для нас сами?.. Так сделайте милость, пошлите кого-нибудь! Мы на это нисколько не обидимся, только бы прибавили нам порцию...
– No entiende, – еще раз проговорил мексиканец, продолжая мотать головою.
– Да что ты все толкуешь мне о десяти днях! – кричал Чэйн, окончательно выходя из себя. – Ты ведь отлично понимаешь, о чем я тебя прошу, только делаешь вид, что не понимаешь!.. Жаль горсточки дрянных бобов!..
– Да он все время толкует тебе, что нет больше, – сказал Рауль.
– Нет больше? Врет, прохвост. На пятьсот человек приготовлен ужин, и вдруг – нет больше... Не может быть!..
– Frijoles – no hay (бобов нет), – сказал Хозе, догадавшись, о чем говорит Чэйн.
– Fray hobys (от святых), – продолжал коверкать Чэйн испанские слова. – Что ты тут еще толкуешь о святых, когда у вас дьявольские порядки!
Все мы так и покатывались от смеха, слушая эту интересную беседу.
– Рауль, попроси ты у него хоть воды! – злился Чэйн. – Уж в ней-то он отказать не может, раз под носом чуть не целое море...
Рауль исполнил его желание. Кстати сказать, и всем нам очень хотелось пить. Хозе сделал знак одной из служанок; девушка принесла нам полный кувшин воды.
– Потрудитесь, моя красавица, сперва напоить нашего капитана, – сказал Чэйн, указывая на меня. – Надо давать не только поровну, но и по чину.
Служанка поняла его и поднесла мне кувшин. Напившись, я передал воду Клейли, который в свою очередь передал ее Раулю.
Наконец, кувшин дошел до неугомонного ирландца. Однако, вместо того чтобы напиться, этот чудак поставил кувшин между колен, прищурил глаз и вкрадчиво прошептал:
– Скажи-ка, моя милая мучача... ведь так их зовут, Рауль, а?
– Muchacha, да, да...
– Так вот, красавица-мучача, не можешь ли ты достать нам одну капельку... ты уж знаешь, что нам нужно... Рауль растолкуйте!
– No entiende, – проговорила женщина, улыбаясь.
– Черт возьми! И эта тоже твердит о каких-то десяти днях! Да что они, сговорились, что ли!.. Рауль, внуши ты ей, пожалуйста, чего я прошу... Скажи ей, что денег у меня нет, потому что ее милые земляки обобрали меня, но есть два серебряных образка и крестик. Пусть она достанет мне хоть каплю водки, а я за то дам ей на выбор любой образок или крестик...
С этими словами он достал из-за пазухи ремень с реликвиями. Увидав их, женщина вскрикнула от восторга и наклонилась, чтобы рассмотреть лучше. Потом она опустилась на колени и пробормотала молитву – половину по-испански, половину по-ацтекски.
Поднявшись снова на ноги, она ласково взглянула на Чэйна и, сказав: –Bueno catolico!_ (Добрый католик!), – торопливо убежала.
– Как ты думаешь, Рауль, принесет она мне водки? – спрашивал Чэйн.
– Наверное принесет. Я уверен, в этом...
Действительно, минут через пять служанка возвратилась и сунула Чэйну маленькую бутылочку с какой-то жидкостью.
Ирландец начал развязывать ремень, висевший у него на шее.
– Что вам больше нравится, миссис? Впрочем, можете взять и то и другое – Чэйну не жалко.
– No, senor! Suproteccion necesita usted! (Нет, сеньор, вам самим нужна эта защита!) – произнесла служанка, отводя руку Чэйна.
– Что такое она говорит, Рауль?
Француз перевел.
– Да, она права! – воскликнул ирландец. – Защита мне нужна, ох, как нужна... Но вот уже десять лет, как я ношу эти образки, и, кроме этой бутылочки, они мне ничего не дали... Капитан, отведайте-ка глоточек!..
Я взял бутылку и отпил из нее глотка два. Это был жгучий, как огонь, chingarito, самый плохой сорт
