aguardiente, алкогольного напитка, выделываемого из дикого алоэ.
Клейли выпил больше моего. Рауль тоже отхлебнул и возвратил бутылку ирландцу.
– За твое здоровье, дорогая! – крикнул Чэйн, кивая служанке. – Желаю вам прожить до самой смерти!
– No entiende, – повторила она со смехом.
– Ну, ладно, десять дней, так десять... Не будем спорить из-за этого... Ты добрая и милая женщина, право! Жаль только, что одета неказисто. Юбка чересчур коротка и чулки худые... Но зато ноги у тебя – красота!
– Que dice? (Что он говорит?) – обратилась мексиканка к Раулю.
– Он говорит, что у тебя очень маленькие ножки, – сказал Рауль.
Этот комплимент доставил видимое удовольствие служанке. Ноги у нее действительно были маленькие и очень милая походка, несмотря на сбитые задки туфель.
– Скажи-ка мне, ты замужняя? – продолжал Чэйн.
– Que dice? – снова спросила женщина.
– Он спрашивает, замужем ли вы?
Она улыбнулась и помахала пальцем перед носом.
Рауль объяснил, что это движение означает у мексиканцев отрицание.
– А! В таком случае я охотно женюсь на тебе, моя прелесть, если только меня не повесят... Рауль, переведи ей это слово в слово.
Рауль перевел с буквальной точностью. Служанка засмеялась, но ничего не ответила.
– Молчание – знак согласия... А теперь, Рауль скажи ей, что я не намерен покупать поросенка в мешке... Пусть дадут мне удостоверение, что я не буду повешен, и я сейчас же женюсь на ней.
– Fl senor esta muy alegre! (Это очень веселый сеньор!) – сказала женщина, смеясь, когда Рауль перевел и последние слова ирландца. Она схватила кувшин и убежала.
– Что же, Рауль, согласна она? – спросил Чэйн, делая донельзя комическую мину.
– Она еще не решилась ни на отказ, ни на согласие.
– Гм! Плохо дело! Значит, песенка Чэйна спета. Выпьем, Рауль, по этому случаю...
Глава XXXVIII
ТАНЕЦ ТАГАРОТА
Наступила ночь. Костры бросали красноватые отблески на стены зданий. Вокруг расположились живописными группами гверильясы в своих широких, украшенных перьями шляпах, с длинными развевающимися волосами, острыми бородами, черными блестящими глазами, белыми сверкающими зубами.
Мулы, мустанги, собаки, пеоны, девушки с распущенными косами, низкие крыши домов, окна, защищенные железными решетками, померанцевые деревья у фонтана, пальмы, простирающие из-за стены широкие ветви, летающие вокруг огненные мухи (cocuyos) – все это составляло странную и чудесную картину.
Раздававшаяся вокруг нас грубая гортанная речь – смесь испанского языка с ацтекским – была нам непонятна. Эта речь, прерываемая взрывами смеха, вой и визг ищеек, ржание мустангов и мулов, стук сабель, бряцание громадных шпор, полуиндейские песни poblanas (крестьянских девушек), аккомпанировавших себе на бандолинах, – все эти звуки сливались в нестройный хор.
Перед одним из костров несколько мексиканцев танцевали род фанданго, называемый здесь tagarota.
К двум игравшим на бандолинах присоединился третий, с гитарой, выкрикивая нечто донельзя дикое...
Танцующие были расположены рядами, образуя квадрат, так что каждый стоял, или, вернее сказать, двигался, глядя в лицо своей партнерше. Они ни одной секунды не оставались в покое, отбивая такт ногами, руками и головой, ударяя себя по щекам и по бедрам, по временам хлопая в ладоши.
Один из гверильясов выскочил на середину и, изображая горбатого, принялся выделывать всевозможные шутки перед своей подружкой. Та присоединилась к нему и начала вместе с ним ломаться и кривляться. Затем эта пара уступила место другой, имитировавшей безруких. За этими появились двое, двигавшиеся на коленях, а затем еще двое, скользившие прямо на спинах, точно у них не было ног... Один танцевал, запрятав голову под мышку; другой выплясывал на одной ноге, закинув другую за шею. Эти двое вызвали всего более смеха и одобрений...
Перед нашими глазами прошел целый ряд всевозможных калек, в подражании которым в сущности и состоит tagarota.
Неприятно было глядеть на это кривлянье. Один танцор бросился во всю свою длину на каменные плиты и начал перекатываться с боку на бок, во всех направлениях, не двигая ни руками, ни ногами. Его осыпали шумными овациями, нахохотавшись предварительно над ним до слез.
Глядя на него, мы невольно вспомнили, что сами накануне проделывали нечто подобное, очутившись в монастырской тюрьме.
– Ну, в этой игре мы, кажется, перещеголяли вчера нашего артиста! – воскликнул Чэйн, с видимым удовольствием следивший за танцами, комментируя насмешливыми замечаниями каждую фигуру.
Мне же надоело смотреть на это отвратительное кривлянье. Я отвернулся и с напряженным вниманием стал всматриваться в полускрытый за шелковой драпировкой вестибюль.
–Почему ни одна из них не показывается? – думал я. – Может, они поехали другою дорогою?.. Нет, они должны быть здесь. Недаром же Нарсиссо обещал освободить нас... Он-то, наверное, находится здесь... А где же она? Сидит там, в гостиной этого дома, веселится, смеется, позабыв обо мне!_
Сердце мое опять сжалось безотчетной тоской.
Вдруг шелковая драпировка раздвинулась...
За вестибюлем виднелась роскошно убранная, ярко освещенная зала. Среди множества офицеров в блестящих мундирах был и Дюброск, элегантный, как всегда. А между богато одетыми дамами я заметил донью Хоакину с обеими дочерьми. Дамы шуршали шелками, сверкали бриллиантами. Несколько молодых людей были в живописных костюмах гверильясов.
Начинались танцы.
– Посмотрите-ка, капитан, ведь это дон Косме с женою и дочерьми! – воскликнул Клейли. – Что это значит, как вы думаете?
– Отстаньте! Не трогайте меня. Клейли! – прошептал я раздраженно.
Мне казалось, что мое сердце перестало биться. В горле пересохло, на лбу выступил холодный пот.
Он приближается к ней... предлагает ей танцевать... Она отказалась! Она вышла в вестибюль, опирается на балюстраду... Неужели она вздохнула? А! Он опять приближается к ней, говорит ей что-то... она улыбается... Он берет ее за руку!
– Дьявол! Коварная женщина! – крикнул я изо всех сил, поднимаясь на связанные ноги.
Я хочу броситься туда, хочу вырвать ее из рук злодея... делаю несколько шагов и тяжело падаю ничком на каменные плиты!
Подбежавшие сторожа схватили меня и снова скрутили мне руки. Моих товарищей тоже связали... Потом нас снесли в подвал и заперли за нами дверь...
Мы снова остались одни..
Глава XXXIX
ПОЦЕЛУЙ ВО МРАКЕ
Я не берусь описывать всех чувств, волновавших меня в новом месте моего заключения. Было холодно, сыро, грязно, но не на это я обращал внимание. Я терзался горем, отчаянием и ревностью и почти не чувствовал физических страданий. Ведь она могла спать, улыбаться, танцевать, танцевать над моей темницей, с моим палачом!..
Мне хотелось умереть, чтобы разом покончить свои мучения, но и не менее страстно я желал жить, чтобы отомстить за себя!
А вдруг это новое заключение в темницу помешает Нарсиссо сдержать свое обещание? Как он проникнет к нам? Дверь заперта двойным замком, к ней приставлен часовой...
