Гости, которые собрались в Каса-дель-Корво, чтобы поздравить Вудли Пойндекстера с новосельем, принадлежали к избранному обществу не только сеттльментов на Леоне, но и более отдаленных мест. Там были гости из Гонзэльса, из Кастровиля и даже из Сан-Антонио — старые друзья плантатора, которые, так же как и он, переселились в юго-западный Техас, и многие из них проехали более ста миль на лошади, чтобы присутствовать на этом торжестве.
Плантатор не пожалел ни денег, ни трудов, чтобы придать должную пышность празднику. Блестящие мундиры приглашенных офицеров форта, военная музыка, прекрасные старые вина погребов Каса-дель- Корво — все это придавало пиршеству тот блеск, который был еще до сих пор неизвестен на берегах Леоны.
Но главным украшением общества была прекрасная дочь плантатора. Сотни глаз были устремлены на нее: одни следили за ней с восхищением, другие с завистью.
В блестящей толпе гостей был человек, который больше чем кто-либо следил за ней и ловил каждое ее движение. Это был ее двоюродный брат Кассий Кольхаун.
Она никуда не могла пойти, чтобы он не последовал за ней. Он, как тень, шел по пятам, передвигаясь с места на место. То шел наверх, то спускался вниз, то стоял, прислонившись в углу, с видом притворной рассеянности, но ни на минуту не сводил глаз с прекрасной креолки.
Странно, что он не обращал внимания на то, что она говорила в ответ на комплименты, которыми ее засыпали мужчины, добиваясь ее улыбки. Даже явное внимание драгуна Генкока, повидимому, не беспокоило Кольхауна. И только после того, как все поднялись на азотею, Кассий Кольхаун выдал себя. Окружающие не могли не заметить того упорного, испытующего взгляда, которым он следил за Луизой, когда та время от времени подходила к перилам и всматривалась в даль.
Почему она это делала, никто не знал и никого это не трогало. Никого, кроме Кассия Кольхауна. У нега же были на этот счет подозрения, терзавшие его.
А когда в прерии в золотых лучах заходящего солнца появилась какая-то группа и наблюдавшие с азотеи скоро различили в ней табун лошадей, у капитана не осталось больше сомнений: он знал, кто был во главе этой кавалькады.
Но еще задолго до того, как табун лошадей привлек внимание гостей, Луиза заметила его по облаку пыли, поднявшемуся на горизонте. Правда, оно было тогда еще настолько неясным, что увидеть его мог только тот, кто напряженно ждал, что вот-вот табун покажется.
— Дикие лошади! — объявил майор, командир форта Индж, посмотрев в бинокль. — Кто-то ведет их сюда, — сказал он, вторично поднимая бинокль к глазам. — А! Теперь вижу: это Морис-мустангер. Он иногда поставляет нам лошадей. Он как будто бы едет прямо сюда, мистер Пойндекстер.
— Очень возможно, что это он, — ответил владелец Каса-дель-Корво. — Этот мустангер взялся доставить мне десятка два-три лошадей и, вероятно, уже ведет их… Да, мне кажется, что мы не ошиблись, — сказал он, посмотрев в бинокль.
— Я уверен, что это он, — сказал сын плантатора. — Я узнаю в этом всаднике Мориса Джеральда.
Дочь плантатора не показала виду, что она сколько-нибудь заинтересована происходящим. Она заметила, что за ней следят злые глаза двоюродного брата, точно обжигая ее.
Наконец кавалькада приблизилась. Во главе ее действительно был Морис-мустангер; он вел за собой на лассо крапчатого мустанга.
— Что за чудесное животное! — воскликнуло несколько голосов, когда пойманного мустанга подвели к дому.
— А ведь стоит спуститься вниз, чтобы посмотреть на такого мустанга, — заметила бойкая жена майора. — Я предлагаю всем сойти вниз. Что вы на это скажете, мисс Пойндекстер?
— О, конечно! — послышался ответ молодой хозяйки среди целого хора других голосов. — Спустимся вниз, спустимся!
Под предводительством жены майора дамы сбежали вниз по каменной лестнице. Мужчины последовали за ними.
Через несколько минут мустангер, все еще верхом на лошади, очутился вместе со своей пленницей в самом центре изысканного общества.
Генри Пойндекстер перегнал всех и по-дружески приветствовал мустангера.
Луиза обменялась с Морисом лишь легким поклоном. Более сердечное приветствие могли бы счесть за фамильярность, и вряд ли это понравилось бы обществу.
Из всех дам одна лишь майорша приветливо поздоровалась с мустангером, но в тоне ее звучало снисхождение. Зато он был вознагражден быстрым и выразительным взглядом молодой креолки.
Впрочем, благосклонность сквозила во взгляде не только одной Луизы. Несмотря на запыленный в дороге костюм, мустангер был очень хорош собой. Проделанный им путь — свыше двадцати миль — как будто нисколько не утомил его. Степной ветер разрумянил лицо молодого ирландца. Из расстегнутого ворота рубашки виднелась сильная, бронзовая от загара шея, подчеркивавшая мужественную красоту юноши. Во всем его облике чувствовалась выносливость и сила. Хорошенькая племянница комиссара восторженно улыбалась ему. Говорили также, что и жена комиссара посматривала на него, но это, повидимому, была лишь клевета, исходившая от докторши, известной сплетницы форта.
— Нет сомнения, — сказал Пойндекстер, осмотрев пойманного мустанга, — что это именно та лошадь, о которой мне говорил Зеб Стумп.
— Да, она и есть та самая, — ответил старый охотник, подходя к Морису, чтобы помочь ему. — Совершенно правильно, мистер Пойндекстер, это она — та самая кобыла, как вы сами можете убедиться. Этот парень поймал ее еще до моего с ним разговора. Хорошо, что я все же вовремя поспел. Красавица ведь, пожалуй, могла попасть в другие руки, а это очень огорчило бы мисс Луизу.
— Это верно, мистер Стумп. Вы очень ко мне внимательны. Я просто не знаю, как отблагодарить вас за вашу доброту, — сказала Луиза.
— Отблагодарить! Вы хотите сказать, что желали бы мне сделать что-нибудь приятное? Это вам нетрудно будет. Ведь я-то, в общем, ничего особенного и не сделал — по прерии прокатился, вот и все. А полюбоваться на такую красавицу, как вы, верхом на этой кобыле да еще в вашей шляпе с пером и в юбке с хвостом — да ведь этого вполне достаточно, чтобы оплатить Зебу Стумпу пробег вдоль всего хребта Скалистых гор, и обратно!
— О, мистер Стумп, вы неисправимый льстец! Посмотрите вокруг себя, и вы найдете женщин, более меня достойных ваших комплиментов.
— Ладно, ладно! — ответил Зеб, бросив поверхностный взгляд на присутствующих дам. — Я не отрицаю, что здесь много красивых женщин. Чорт побери, да, много красивых женщин! Но, как говорили у нас в Луизиане, Луиза Пойндекстер только одна.
Взрыв хохота, в котором можно было различить лишь немного женских голосов, был ответом на галантную речь Зеба.
— Я вам должен двести долларов — сказал плантатор, обращаясь к Морису и указывая на крапчатого мустанга. — Кажется, об этой сумме договаривался с вами мистер Стумп?
— Я не участвовал в этой сделке, — ответил мустангер, многозначительно улыбаясь. — Я не могу взять ваших денег. Эта лошадь не продается.
— В самом деле? — сказал плантатор, отступая назад с видом оскорбленной гордости.
Друзья плантатора и офицеры форта не могли скрыть своего крайнего удивления.
Двести долларов за необъезженного мустанга, в то время как обычная цена была от десяти до двадцати долларов! Мустангер, вероятно, не в своем уме.
— Мистер Пойндекстер, — продолжал мустангер, — вы мне так хорошо заплатили за других мустангов, и даже раньше, чем они были пойманы, что разрешите мне отблагодарить вас. Таков наш ирландский обычай. Кроме того, у нас принято делать подарок не тому, с кем заключаешь сделки, а одному из членов его семьи. Нельзя ли мне ввести этот ирландский обычай в Техасе?
— Разумеется, вне всякого сомнения! — ответило несколько голосов.
— Я не возражаю, мистер Джеральд, — ответил плантатор, поступаясь своим консерватизмом перед волей общества. — Как вам будет угодно.
