на самой дороге, быстро вскочил и с криком ужаса бросился в сторону. На него наскочила лошадь подпоручика Гевита и не раздавила его только потому, что краснокожий из чувства самосохранения накинул на голову лошади бывшее в его руках одеяло. Лошадь метнулась в сторону и чуть не вышибла седока из седла.
Справившись с лошадью, Гевит бросился в погоню за индейцем и осыпал его ударами хлыста.
— Подлая собака! — кричал он. — Я тебе покажу, как пугать лошадей!
Несчастный дикарь бежал с воем в свой шалаш, а Гевит, отсчитав в азарте еще несколько ударов, вернулся к своим и смеясь сказал:
— Вот уж этот в другой раз не отважится пугать чью-нибудь лошадь, ручаюсь.
Комендант, скакавший впереди, был уже в форте и не видел этой сцены; но Пейтон, видевший все, остановился и, не будучи в состоянии удержаться, сказал товарищу;
— Вы были чересчур жестоки к этому несчастному, Гевит! Я не допускаю мысли, что он бросил одеяло с целью испугать лошадь.
— Ничего, — ответил Гевит, — этим проклятым краснокожим не мешает время от времени преподать урок, а несколько ударов хлыста укрощают их темперамент. Что до меня, то я испытываю истинное удовольствие, укрощая их; терпеть не могу этого разрисованного исчадия!
— Что вам сделали эти бедные существа? — спросил адъютант. — Несчастные быстро исчезают, жизнь их и без того тяжела, нет надобности делать ее еще тяжелее. Этот человек, которого вы избили, был в свое время храбрым воином…
— Полноте, Пейтон, перестаньте их защищать. И я верил в благородство индейцев, когда зачитывался Фенимором Купером; но с тех пор, как я узнал их близко, скажу вам откровенно, что все они: мужчины, женщины и дети, — одинаково внушают мне отвращение.
— Вы не правы, говоря так, — грустно сказал Пейтон, — кто сказал вам, что вы были бы лучше, находясь в таком же как они несчастном положении?
Неизвестно, удалось ли адъютанту возбудить раскаяние и чувство человечности в сердце товарища.
Очень может быть, так как подпоручик не вымолвил больше ни слова и со сконфуженным видом въехал в ворота крепости.
Два дня спустя после вступления колонны в Лукут полковник Сент-Ор, будучи не из тех начальников, которые оставляют войска в бездействии, назначил каждому эскадрону занятия, и таким образом поручик Корнелиус Ван Дик и подпоручик Армстронг очутились в одном отряде, назначенном в ночную экспедицию.
Надо было провести разведку на определенном расстоянии от крепости. Ван Дик, имевший трехлетний опыт военной службы, должен был руководить действиями отряда, в помощь которому в качестве проводников были приданы двенадцать индейцев из племени павниев.
Комендант Сент-Ор завел прекрасный обычай не выпускать из крепости даже самого маленького отряда без строгого осмотра; предосторожность эта имела особенно важное значение с войском, ему почти незнакомым.
Было около 11 часов вечера, когда он для этой цели вышел на плац.
Все в укреплении было темно и тихо, огни давно погашены, а луна еще не светила маленькому отряду, выстроенному на плацу и готовому в поход.
Тут было всего-навсего не более тридцати драгун. Перед этой неподвижной массой ординарец нес большой фонарь, и свет от него вместе с другим огоньком — от сигары в зубах полковника — медленно переходил от одного ряда к другому, так как полковник останавливался перед каждым человеком и внимательно его осматривал. Он не говорил ни слова и только изредка, по свойственной ему привычке, хрустел пальцами.
Позади него, на приличном расстоянии, двигались Ван Дик и Армстронг; последний — с длинным палашом, а прочие драгуны — с карабинами и парой револьверов за поясом, по-американски. Благодаря отсутствию сабель, в отряде не было лязга и шума, и это придавало людям вид призраков.
Окончив осмотр, комендант приблизился к офицерам и сказал Армстронгу:
— Вы хорошо сделаете, если оставите вашу саблю в крепости. Она делает много шума и мало пригодна для ночных разведок.
И когда сконфуженный молодой человек повернулся, чтобы исполнить данное ему приказание, полковник добросердечно прибавил:
— Это, видите ли, моя мания. Не все одного со мною мнения, но я убежден, что мое мнение справедливо. Отправляйтесь же, вы успеете вернуться прежде, чем будет дан сигнал к выступлению.
Он знал, что каждый из них должен был быть готов проявить и отвагу и великодушную готовность жертвовать собой, но он не высказал своей мысли. Комендант обратился к Ван Дику:
— Господин поручик, — сказал он, — помните: Красная Стрела, индеец, который стоит последним на правом фланге, самый ловкий из всех ищеек. Прошу вас: как можно больше благоразумия в сношениях с этими людьми. Они ужасно чувствительны к малейшим обидам и в то же время способны пользоваться слабостями других. Именно к ним можно применить правило: управлять нужно железной рукой в бархатной перчатке. Впрочем, я уверен, что все пойдет как по маслу и что вы не встретите серьезных затруднений. Прощайте, господа, и дай Бог успеха. По моему расчету, в воскресенье утром вы должны быть на берегах Антилопы.
Ван Дик поклонился и пошел к своей лошади. Комендант обернулся к Армстронгу:
— В добрый час, дитя мое! — сказал он нежным голосом, протягивая ему руку. — Вверьтесь вашей звезде, и вы сделаете честь — я в том уверен — нашей старой школе в Вест-Пойнте. Прощайте…
Франк Армстронг был так тронут этим напутствием, что слезы подступили к горлу, и он растроганно произнес:
— Прощайте, господин комендант! Благодарю вас, благодарю…
Тут раздался голос Ван Дика: он командовал сдвоить ряды. Последовал топот лошадиных копыт по высохшей траве, затем пауза, затем новая команда: «Вперед! Шагом марш!» — и маленький отряд тихо направился к воротам форта и пропал во мраке. Комендант остался на месте и провожал уходивших. И только когда последний солдат исчез в темноте, он повернул к дому. Идя домой, он хрустел пальцами и говорил про себя:
«У этого юноши какое-то необычное выражение глаз. Ну, а что касается Ван Дика, похоже, если кожа с его головы и останется в руках индейцев, это может случиться только, когда лошадь не успеет вынести его с поля битвы; если только краснокожие не застанут его отуманенным винными парами. Ах, это вино, вино, проклятое вино!»
Глава 6. ВЕЧЕР У КОМЕНДАНТА
В следующую субботу, около десяти часов вечера, был праздник в главной квартире коменданта, и обе залы миссис Сент-Ор были полны гостей.
По правде сказать, мужчины — и главным образом офицеры — преобладали, впрочем, было около двадцати дам: одни — постоянные обитательницы форта, другие — их знакомые, с мужьями и братьями.
Весь этот люд явился сюда, преследуя различные цели: одних пленяла обещанная большая охота, других — возможность купить выгодно участки окрестных лугов; наконец, многих — просто любопытство.
— Миссис Пейтон, — говорил подпоручик Гевит молодой женщине, входившей в залу, — обращаюсь к вам и ищу вашего содействия: мисс Брэнт не верит мне, что дамы вместе с нами отправляются на охоту с борзыми.
— Так и есть, — ответила улыбаясь миссис Пейтон. — Что касается меня, то я всегда сопровождаю мужа на охоту, правда, не беру с собой ружья. Но некоторые дамы являются с оружием и не далее как в прошлом месяце одна девушка из Кентукки, бывшая с нами, убила трех буйволов.
Жюльета Брэнтон была возмущена подобным подвигом, а ее кузина Нетти воскликнула:
— Правда? Трех буйволов, своими руками? Воображаю, как она этим гордилась! Надо мне попробовать убить хотя бы одного на большой охоте, которую нам обещает комендант.
— Если только вы возьмете проводником меня, то убьете двух, — уверял ее Гевит.
