себя, защищая свою шкуру от этих ужасных сиуксов. Уверяю вас, дорогой Ван Дик, что я не променяю теперешнего положения на бездеятельность оставшихся в форте товарищей. Подумайте только: ведь мы можем узнать, наконец, куда ведут эти следы.
— Да, но, забравшись сюда, мы отклонились от данной нам инструкции, — заметил уныло Ван Дик, — и я сильно побаиваюсь, что получу за это от нашего начальства строгий выговор. И зачем это я вас послушал!
— Хорошо, я не буду просить вас идти хотя бы на один шаг далее, если сегодня к вечеру мы ничего не откроем, — сказал внушительно Армстронг. — Но скажите, пожалуйста, какая может произойти опасность от того, что мы идем по следу, оставленному мачтой индейского шалаша? О! Смотрите, уж нет ли чего новенького?
И Армстронг указал на одного из проводников, который, наклонившись к земле, что-то внимательно рассматривал.
Почти в тот же момент проводник повернул свою лошадь и поскакал навстречу офицерам, махая своим одеялом.
Этот маневр индейца немедленно произвел впечатление на весь отряд. Люди, дремавшие в седлах, выпрямились и с любопытством ждали приближения индейца. Он быстро подскакал к голове колонны и остановил свою лошадь.
Этот проводник был здоровый и статный детина в костюме полудиком, полуевропейском. На голове у него была остроконечная шляпа, какую прежде носили пуритане, с тремя перьями и медными украшениями, падавшими ему на лоб. Его бронзовое тело было обнажено до пояса; на ногах — грубые солдатские штаны и мокасины; поверх седла наброшено было богатое разноцветное одеяло. Вооружение состояло из ружья и целого арсенала заржавленных револьверов, которыми он был увешан.
— Что случилось, Красная Стрела? — спросил Ван Дик, выехав немного вперед. — Увидел ты что-нибудь новое?
— Новые следы: американская лошадь, мулы, белые люди! — прокричал горловым голосом индеец, пользуясь знанием немногих английских слов, которым он научился, живя поблизости от форта; при этом глаголы он заменял жестами и мимикой.
— Белые, здесь? — вскричал удивленный поручик. — Как это ты узнал?
Бронзовое лицо приняло выражение снисходительного презрения, и он лаконично ответил:
— След… кованая лошадь…
Ван Дик был ошеломлен; повернувшись к своему товарищу и передавая ему слова индейца, он произнес:
— Ну, что же теперь делать? Идти по следам или вернуться и уйти от них?
Франк Армстронг, глядя на него, едва мог скрыть улыбку. Ван Дик был его начальником, за ним был опыт трехлетнего знакомства с равниной; но в походе, в степи, обнаруживаются характеры, и немного времени нужно было Армстронгу, чтобы вполне раскусить несложный и непривлекательный характер своего товарища. Ван Дик, можно сказать, вертелся, куда подует ветер, и стоило только с некоторою твердостью отстаивать свое мнение, чтобы заставить его уступить.
— Мне кажется очевидным, что мы должны идти по новому следу и настичь этих всадников, — возразил после короткого молчания Армстронг. — Быть может, это просто купцы какие-нибудь, если только не… — он что-то шептал себя, — разве только…
Мысленно он договорил свою фразу.
Вместо того чтобы успокоить Ван Дика, поведение Франка совсем его расстроило.
— Купцы?.. Ну, это не находка, — живо возразил он. — Купцы, ведущие торговлю с индейцами, терпеть не могут, чтобы вмешивались в их дела, и готовы на все, чтобы сохранить их в секрете. Да, наконец, у нас в инструкции не говорится о том, чтобы ввязываться в опасные и бесполезные предприятия. И так как ответственным лицом состою я, то я официально отвергаю этот план преследования.
Подпоручик не возразил ни слова и только спросил индейца:
— А что, люди, оставившие этот след, далеко? Сколько времени займет, чтобы их догнать, если ехать доброй рысью?
Красная Стрела взглянул на солнце, затем перевел взгляд на горизонт. Он размышлял и, казалось, выискивал в уме слова для выражения своего мнения; потом он начал бормотать, произнося, казалось, без всякой связи и смысла какие-то числа:
— Два, три, сорок, одиннадцать, — говорил он и при этом делал необычайные, но и бесплодные усилия, чтобы передать свою мысль.
Франк догадался, что неправильно задал вопрос.
— Можем ли мы догнать их до заката солнца? — спросил он еще раз, медленно и отчетливо выговаривая слова.
Лицо индейца прояснилось.
— Да, солнце еще высоко будет… — принялся он объяснять, показывая на западе ту высоту, на которой солнце должно быть через три-четыре часа.
— Господин поручик, — заговорил Армстронг официальным тоном, обращаясь к своему начальнику, — не угодно ли будет вам разрешить мне отправиться одному, но с проводником, по этому новому следу, раз уж вы не хотите предпринять эту экспедицию всем отрядом? С помощью Красной Стрелы, я считаю, легко можно разгадать эту загадку, о чем я и доложу вам.
С облегченным вздохом и с легким сердцем Ван Дик сказал:
— Очень хорошо; это предложение делает вам честь, я даю вам такое разрешение. Что касается меня, то я полагаю, что уже и так увел свой отряд слишком далеко, и так как я отвечаю за всех и каждого, то отведу их назад к реке и дам время на роздых лошадям. А вы, если непременно хотите продвинуться вперед еще на несколько миль с одним провожатым, поезжайте.
Франк был в восторге от мысли, что наконец-то у него развязаны руки. А то Корнелиус до тех пор беспрестанно накидывал узду на молодеческие прожекты своего подчиненного.
— Вот и чудесно! — воскликнул он. — Я с Красной Стрелой отправлюсь по новому следу и не далее как через три дня, если позволите, нагоню вас у старой плотины, близ устья речки Бомини.
— Прекрасно, — сказал Ван Дик. — Я буду вас ожидать три дня, мой милый. Но предупреждаю, что по истечении этого срока вы уже не рассчитывайте на меня: я поведу отряд обратно в форт. Я не могу рисковать безопасностью целого отряда ради ваших фантазий.
Подпоручик посмотрел на Ван Дика очень серьезно и сухо произнес:
— Не знаю, милостивый государь, что вы подразумеваете под словом фантазия. Мне кажется, тут речь идет об исполнении долга, а не о фантазии… Если вы меня не будете ожидать на указанном вами месте, мне, конечно, придется возвратиться в форт одному. Но смею вас уверить, что ни это соображение, ни ваша угроза не остановят меня, если представится возможность добыть какие-нибудь важные сведения.
Ван Дик принужден был отвернуться от холодного и пристального взгляда молодого офицера.
— Дело решенное, любезный Армстронг, — ответил он. — Я не могу стеснять вас слишком узкими рамками. Но, повторяю, я не останусь долее трех дней на назначенном пункте и на четвертый день уйду к форту. Я сочту себя счастливым, если удастся привести отряд целым и невредимым после глупейшей экспедиции по этой постылой пустыне.
— Я не вижу, что тут такого глупого, — ответил презрительным тоном Армстронг. — Но все равно; действуйте, как знаете, Ван Дик. Конечно, я мог бы ожидать вашей любезности и даже внимания от товарища, офицера одного со мной полка…
— И прибавьте: от дурака, с которым имеешь общих друзей, — перебил его с насмешкой Корнелиус. — Намотайте себе это на ус, господин Армстронг, я не так прост, как вы полагаете, и мне надоело смотреть, как другие моими руками жар загребают. Идите, идите; будьте покойны, я не стану ломать голову, как избавить вас от беды и сохранить ваш череп и ваши волосы от рук индейцев, раз вы сами лезете в опасность очертя голову.
В пустыне, вдали от светских условий, грубые натуры легко сбрасывают с себя маску приличия и предстают в своем настоящем неприглядном свете. Впервые Ван Дик намекнул на соперничество, которое существовало между ними и которое оба они давно сознавали. И Армстронг, глубоко оскорбленный,
