и приводя в порядок все. Мы сидели около склада запасных частей и ожидали Кестера, отправившегося к месту старта.
Все были в сборе: Грау, Валентин, Ленц, Патриция Хольман, а главное Юпп – в комбинезоне и в гоночном шлеме с очками. Он весил меньше всех и поэтому должен был сопровождать Кестера. Правда, у Ленца возникли сомнения. Он утверждал, что огромные, торчащие в стороны уши Юппа чрезмерно повысят сопротивление воздуха, и тогда машина либо потеряет двадцать километров скорости, либо превратится в самолет.
– Откуда у вас, собственно, английское имя? – спросил Готтфрид Патрицию Хольман, сидевшую рядом с ним.
– Моя мать была англичанка. Ее тоже звали Пат.
– Ну, Пат – это другое дело. Это гораздо легче произносится. – Он достал стакан и бутылку. – За крепкую дружбу, Пат. Меня зовут Готтфрид. Я с удивлением посмотрел на него. Я все еще не мог придумать, как мне ее называть, а он прямо средь бела дня так свободно шутит с ней. И Пат смеется и называет его Готтфридом.
Но все это не шло ни в какое сравнение с поведением Фердинанда Грау. Тот словно сошел с ума и не спускал глаз с Пат. Он декламировал звучные стихи и заявил, что должен писать ее портрет. И действительно – он устроился на ящике и начал работать карандашом.
– Послушай, Фердинанд, старый сыч, – сказал я, отнимая у него альбом для зарисовок. – Не трогай ты живых людей. Хватит с тебя трупов. И говори, пожалуйста, побольше на общие темы. К этой девушке я отношусь всерьез.
– А вы пропьете потом со мной остаток выручки, доставшейся мне от наследства моего трактирщика?
– Насчет всего остатка не знаю. Но частицу – наверняка, – сказал я.
– Ладно. Тогда я пожалею тебя, мой мальчик.
Треск моторов проносился над гоночной трассой, как пулеметный огонь. Пахло сгоревшим маслом, бензином и касторкой. Чудесный, возбуждающий запах, чудесный и возбуждающий вихрь моторов.
По соседству, в хорошо оборудованных боксах, шумно возились механики. Мы были оснащены довольно скудно. Несколько инструментов, свечи зажигания, два колеса с запасными баллонами, подаренные нам какой-то фабрикой, немного мелких запасных частей – вот и все. Кестер представлял самого себя, а не какой-нибудь автомобильный завод, и нам приходилось нести самим все расходы. Поэтому у нас и было только самое необходимое.
Пришел Отто в сопровождении Браумюллера, уже одетого для гонки.
– Ну, Отто, – сказал он, – если мои свечи выдержат сегодня, тебе крышка. Но они не выдержат.
– Посмотрим, – ответил Кестер.
Браумюллер погрозил «Карлу»:
– Берегись моего «Щелкунчика»!
Так называлась его новая, очень тяжелая машина. Ее считали фаворитом. – «Карл» задаст тебе перцу, Тео! – крикнул ему Ленц. Браумюллеру захотелось ответить ему на старом, честном солдатском языке, но, увидев около нас Патрицию Хольман, он осекся. Выпучив глаза, он глупо ухмыльнулся в пространство и отошел.
– Полный успех, – удовлетворенно сказал Ленц. На дороге раздался лай мотоциклов. Кестер начал готовиться. «Карл» был заявлен по классу спортивных машин.
– Большой помощи мы тебе оказать не сможем, Отто, – сказал я, оглядев набор наших инструментов. Он махнул рукой:
– И не надо. Если «Карл» сломается, тут уж не поможет и целая авторемонтная мастерская.
– Выставлять тебе щиты, чтобы ты знал, на каком ты месте?
Кестер покачал головой:
– Будет дан общий старт. Сам увижу. Кроме того, Юпп будет следить за этим.
Юпп ревностно кивнул головой. Он дрожал от возбуждения и непрерывно пожирал шоколад. Но таким он был только сейчас, перед гонками.
Мы знали, что после стартового выстрела он станет спокоен, как черепаха.
– Ну, пошли! Ни пуха ни пера! Мы выкатили «Карла» вперед.
– Ты только не застрянь на старте, падаль моя любимая, – сказал Ленц, поглаживая радиатор. – Не разочаруй своего старого папашу, «Карл»!
«Карл» помчался. Мы смотрели ему вслед.
– Глянь-ка на эту дурацкую развалину, – неожиданно послышалось рядом с нами. – Особенно задний мост… Настоящий страус!
Ленц залился краской и выпрямился.
– Вы имеете в виду белую машину? – спросил он, с трудом сдерживаясь.
– Именно ее, – предупредительно ответил ему огромный механик из соседнего бокса. Он бросил свою реплику небрежно, едва повернув голову, и передал своему соседу бутылку с пивом. Ленц начал задыхаться от ярости и уже хотел-было перескочить через низкую дощатую перегородку. К счастью, он еще не успел произнести ни одного оскорбления, и я оттащил его назад. – Брось эту ерунду, – зашипел я. – Ты нам нужен здесь. Зачем раньше времени попадать в больницу! С ослиным упрямством Ленц пытался вырваться. Он не выносил никаких выпадов против «Карла». – Вот видите, – сказал я Патриции Хольман, – и этого шального козла еще называют «последним романтиком»! Можете вы поверить, что он когда-то писал стихи? Это подействовало мгновенно. Я ударил по больному месту. – Задолго до войны, – извинился Готтфрид. – А
