нелицемерную скуку, что Маша тотчас же вскочила и захлопнула фортепьяно. Она подошла к окну и долго глядела в сад; Лучков не трогался с места и все молчал. Нетерпение начинало сменять робость в душе Маши. 'Что ж?-думала она,-не хочешь... или не можешь?' Очередь робеть была за Лучковым. Он ощущал опять обычную томительную неуверенность: он уже злился!.. 'Черт же меня дернул связаться с девчонкой',- бормотал он про себя... А между тем как легко было в это мгновение тронуть сердце Маши! Что бы ни сказал такой необыкновенный, хотя и странный человек, каким она воображала Лучкова,- она бы все поняла, все извинила, всему бы поверила... Но это тяжелое, глупое молчание! Слезы досады навертывались у ней на глаза. 'Если он не хочет объясниться, если я точно не стою его доверенности, зачем же ездит он к нам? Или, может быть, я не умею заставить его высказаться?..' И она быстро обернулась и так вопросительно, так настойчиво взглянула на него, что он не мог не понять ее взгляда, не мог долее молчать...
- Марья Сергеевна,-произнес он, запинаясь,-я... у меня... я вам должен что-то сказать...
- Говорите,- быстро возразила Маша. Лучков нерешительно посмотрел кругом.
- Я теперь не могу...
- Отчего же?
- Я бы желал поговорить с вами... наедине...
- Мы и теперь одни.
- Да... но... здесь в доме.
Маша смутилась... 'Если я откажу ему,-подумала она,-все кончено...' Любопытство погубило Еву...
- Я согласна,-сказала она наконец.
- Когда же? Где?
Маша дышала быстро и неровно.
- Завтра... вечером. Вы знаете рощицу над Долгим Лугом?..
- За мельницей? Маша кивнула головой.
- В котором часу?
- Ждите...
Больше она не могла ничего выговорить; голос ее перервался... она побледнела и проворно вышла из комнаты.
Через четверть часа г-н Перекатов, с свойственной ему любезностью, провожал Лучкова до передней, с чувством жал ему руку и просил 'не забывать'; потом, отпустив гостя, .с важностью заметил человеку, что не худо бы ему остричься,- и, не дождавшись ответа, с озабоченным видом вернулся к себе в комнату, с тем же озабоченным видом присел на диван и тотчас же невинно заснул.
- Ты что-то бледна сегодня,-говорила Ненила Макарьевна своей дочери вечером того же дня.-Здорова ли ты?
- Я здорова, маменька.
Ненила Макарьевна поправила у ней на шее косынку.
- Ты очень бледна; посмотри на меня,-продолжала она с той материнской заботливостью, в которой все-таки слышигся родительская власть,-ну, вот и глаза твои невеселы. Ты нездорова, Маша.
- У меня голова немного болит,-сказала Маша, чтоб как-нибудь отделаться.
- Ну вот, я знала,- Ненила Макарьевна положила ладонь ко лбу Маши,однако жару в тебе нет.
Маша нагнулась и подняла с полу какую-то нитку. Руки Ненилы Макарьевны тихо легли вокруг тонкого
стана Маши.
- Ты что-то как будто бы мне сказать хочешь,- ласково проговорила она, не распуская рук. Маша внутренне вздрогнула.
- Я? нет, маменька.
Мгновенное смущение Маши не ускользнуло от родительского внимания.
- Право, хочешь... Подумай-ка. Но Маша успела оправиться и вместо ответа со смехом поцеловала руку матери.
- И будто нечего тебе сказать мне?
- Ну право же, нечего.
- Я тебе верю,-возразила Ненила Макарьевна после непродолжительного молчания.-Я знаю, у тебя нет ничего от меня скрытного... Не правда ли?
- Конечно, маменька.
Маша, однако ж, не могла не покраснеть немного.
- И хорошо делаешь. Грешно было бы тебе скрываться от меня... Ты ведь знаешь, как я тебя люблю, Маша.
- О да, маменька!
И Маша прижалась к ней.
- Ну, полно, довольно. (Ненила Макарьевна прошлась по комнате.) Ну, скажи же мне,- продолжала она голосом человека, который чувствует, что вопрос его не имеет никакого особенного значения,-о чем ты сегодня разговаривала с Авдеем Иванычем?
- С Авдеем Иванычем? - спокойно повторила Маша.- Да так, обо всем...
- Что, он тебе нравится?
- Как же, нравится.
- А помнишь, как ты желала с ним познакомиться, как волновалась?
Маша отвернулась и засмеялась.
- Какой он странный!-добродушно заметила Ненила Макарьевна.
Маша хотела было заступиться за Лучкова, да прикусила язычок.
- Да, конечно,- проговорила она довольно небрежно,- он чудак, но все же он хороший человек!
- О да!.. Что Федор Федорыч не приехал?
- Видно, нездоров. Ах, да! кстати: Федор Федорыч хотел мне подарить собачку... Ты мне позволишь?
- Что? принять его подарок?
- Да.
- Разумеется.
- Ну, благодарствуй,-сказала Маша,-вот благодар-ствуй!
Ненила Макарьевна дошла до двери и вдруг вернулась назад.
- А помнишь ты свое обещание, Маша?
- Какое?
- Ты мне хотела сказать, когда влюбишься.
- Помню.
- Ну, что ж?.. Еще не время? (Маша звонко рассмеялась.) Посмотри-ка мне в глаза.
Маша ясно и смело взглянула на свою мать.
'Не может быть! - подумала Ненила Макарьевна и успокоилась.- Где ей меня обмануть!.. И с чего я взяла?.. Она еще совершенный ребенок...'
Она ушла...
'А ведь это грех',- подумала Маша. VI
Кистер лег уже спать, когда Лучков вошел к нему в ком-на1у. Лицо бретера никогда не выражало одного чувства;
так и теперь: притворное равнодушие, грубая радость, сознание своего превосходства... множество различных чувств разыгрывалось в его чертах.
- Ну, что? ну, что?-торопливо спросил его Кистер.
- НУ, что! Был. Тебе кланяются.
- Что? онк все здоровы?
- Что им делается!
- Спрашивали, отчего я не приехал?
- Спрашивали, кажется.
Лучков поглядел в потолок и запел фальшиво. Кистер опустил глаза и задумался.
