- Извольте. - отвечала Снандулия, - будет вам трель.

Фомушка опять начал:

Любил ли кто в вселенной

И мук не испытал?

Какой, какой влюбленный

Не плакал, по вздыхал?

И тут Фомушка:

Так сердце странно в горе,

Как лодка гибнет в море...

На что ж оно дано?

На зло, на зло, на зло!

воскликнул Фомушка - и подождал, чтобы дать время Снандулии пустить трель.

Снандулия пустила ее.

На зло, на зло, на зло!

повторила Фимушка. А там оба вместе:

Возьмите, боги, сердце

Назад, назад, назад!

Назад, назад, назад!

И все опять заключилось трелью.

- Браво! браво! - закричали все, за исключением Маркелова, и даже в ладоши забили.

'А что, - подумал Нежданов, как только рукоплесканья унялись, - чувствуют ли они, что разыгрывают роль... как бы шутов? Быть может, нет; а быть может, и чувствуют, да думают: 'Что за беда? ведь зла мы никому не делаем. Даже потешаем других!' И как поразмыслишь хорошенько - правы они, сто раз правы!'

Под влиянием этих мыслей он начал вдруг говорить им любезности, в ответ на которые они только слегка приседали, не покидая своих кресел... Но в это мгновенье из соседней комнаты, вероятно спальней или девичьей, где уже давно слышался шепот и шелест, внезапно появилась карлица Пуфка, в сопровождении нянюшки Васильевны. Пуфка принялась пищать и кривляться, а нянюшка то уговаривала ее, то пуще дразнила.

Маркелов, который уже давно подавал знаки нетерпения (Соломин - тот только улыбался шире обыкновенного), - Маркелов вдруг обратился к Фомушке:

- А я от вас не ожидал, - начал он с своей резкой манерой, - что вы, с вашим просвещенным умом, - ведь вы, я слышал, поклонник Вольтера? - можете забавляться тем, что должно составлять предмет жалости, а именно увечьем... Тут он вспомнил сестру Паклина - и прикусил язык, а Фомушка покраснел: 'Да... да ведь не я...она сама...' Зато Пуфка так и накинулась на Маркелова.

- И с чего ты это вздумал, - затрещала она своим картавым голоском, наших господ обижать? Меня, убогую, призрели, приняли, кормют, поют - так тебе завидно? Знать, у тебя на чужой хлеб глаз коробит? И откуда взялся, черномазый, паскудный, нудный, усы как у таракана ... - Тут Пуфка показала своими толстыми короткими пальцами, какие у него усы. Васильевна засмеялась во весь свой беззубый рот - и в соседней комнате послышался отголосок.

- Я, конечно, вам не судья, - обратился Маркелов к Фомушке, - убогих да увечных призревать - дело хорошее . Но позвольте вам заметить: жить в довольстве, как сыр в масле кататься, да не заедать чужого века, да палец о палец не ударить для блага ближнего... это еще не значит быть добрым; я, по крайней мене, такой доброте, правду говоря, никакой цены не придаю!

Тут Пуфка завизжала оглушительно; она ничего не поняла изо всего, что сказал Маркелов; но 'черномазый' бранился... как он смел! Васильевна тоже что-то забормотала, а Фомушка сложил ручки перед грудью - и, повернувшись лицом к своей жене: 'Фимушка, голубушка, - сказал он, чуть не всхлипывая, слышишь, что господин гость говорит? Мы с тобой грешники, злодеи, фарисеи... как сыр в масле катаемся, ой! ой! ой!.. На улицу нас с тобою надо, из дому вон - да по метле в руки дать, чтобы мы жизнь свою зарабатывали, - о, хо-хо!' Услышав такие печальные слова, Пуфка завизжала пуще прежнего, Фимушка съежила глаза, перекосила губы - и уже воздуху в грудь набрала, чтобы хорошенько приударить, заголосить ...

Бог знает, чем бы это все кончилось, если б Паклин не вмешался.

- Что это! помилуйте, - начал он, махая руками и громко смеясь, - как не стыдно? Господин Маркелов пошутить хотел; но так как вид у него очень серьезный - оно и вышло немного строго... а вы и поверили? Полноте! Евфимия Павловна, милочка, мы вот сейчас уйти должны - так знаете что? на прощанье погадайте-ка нам всем... вы на это мастерица. Сестра! достань карты!

Фимушка глянула на своего мужа, а уж тот сидел совсем успокоенный; и она успокоилась.

- Карты, карты... - заговорила она, - да разучилась я, отец, забыла давно в руки их не брала...

А сама уже принимала из рук Снандулии колоду каких-то древних, необыкновенных, ломберных карт.

- Кому погадать-то?

- Да всем, - подхватил Паклин, а сам подумал: - 'Ну что ж это за подвижная старушка! куда хочешь поверни ... Просто прелесть!' - Всем, бабушка, всем, прибавил он громко. - Скажите нам нашу судьбу, характер наш, будущее... все скажите!

Фимушка стала, было, раскладывать карты, да вдруг бросила всю колоду.

- И не нужно мне гадать! - воскликнула она, - я и так характер каждого из вас знаю. А каков у кого характер, такова и судьба. Вот этот (она указала на Соломина) - прохладный человек, постоянный; вот этот (она погрозилась Маркелову) - горячий, погубительный человек (Пуфка высунула ему язык); тебе (она глянула на Паклина) и говорить нечего, сам себя ты знаешь: вертопрах! А этот...

Она указала на Нежданова - и запнулась.

- Что ж? - промолвил он, - говорите, сделайте одолжение: какой я человек?

- Какой ты человек... - протянула Фимушка, - жалкий ты - вот что!

Нежданов встрепенулся.

- Жалкий! Почему так?

- А так! Жалок ты мне - вот что!

- Да почему?

- А потому! Глаз у меня такой. Ты думаешь, я дура? Ан я похитрей тебя даром что ты рыжий. Жалок ты мне... вот тебе и сказ!

Все помолчали... переглянулись - и опять помолчали. - Ну, прощайте, други, - брякнул Паклин. - Засиделись мы у вас - и вам, чай, надоели. Этим господам пора идти... да и я отправлюсь. Прощайте, спасибо на ласке.

- Прощайте, прощайте, заходите, не брезгуйте, - заговорили в один голос Фомушка и Фимушка... А Фомушка как затянет вдруг:

- Многая, многая, многая лета, многая...

- Многая, многая, - совершенно неожиданно забасил Каллиопыч, отворяя дверь молодым людям...

И все четверо вдруг очутились на улице, перед пузатеньким домом; а за окнами раздавался пискливый голос Пуфки.

- Дураки... - кричала она, - дураки!..

Паклин громко засмеялся, но никто не отвечал ему. Маркелов даже оглядел поочередно всех, как бы ожидая, что услышит слова негодования...

Один Соломин улыбался по обыкновению.

ХХ

- Ну что ж! - начал первый Паклин. - Были в восемнадцатом веке - валяй теперь прямо в двадцатый. Голушкин такой передовой человек, что его в девятнадцатом считать неприлично. - Да он разве тебе известен? - спросил Нежданов.

- Слухом земля полнится; а сказал я: валяй! - потому что намерен отправиться вместе с вами.

- Как же так? Ведь ты с ним незнаком?

- Бона! А с моими переклитками вы разве были знакомы ?

Вы читаете Новь
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату