спится. Поможем ему. Внемлите: вы не деретесь завтра и можете спать...
Владимир Сергеич изумился еще более.
- Что вы такое сказали? - пробормотал он.
- Да; все это улажено,- продолжал Веретьев,- этот господин с берегов Вислы... Стельчинский... извиняется перед вами... завтра вы получите письмо... Повторяю вам: все кончено... Храпите!
И, сказавши эти слова, Веретьев встал и направился неверными шагами к двери.
- Но позвольте, позвольте,- начал Владимир Сергеич.- Как вы могли узнать и почему я могу поверить... Веретьев посмотрел на него.
- Ах! вы думаете, что я... того... (и он слегка качнулся вперед)... Говорят вам... он к вам завтра письмо пришлет... Вы не возбуждаете во мне особенной симпатии, но великодушие моя слабая сторона. Да и что тут толковать... Ведь это все такие пустяки... А признайтесь,- прибавил он, подмигнув глазом,- вы таки струхнули, а?
Владимир Сергеич рассердился.
-Позвольте наконец, милостивый государь...-промолвил он.
- Ну хорошо, хорошо,- перебил его Веретьев с добродушной улыбкой.- Не горячитесь. Ведь вы не знаете, у нас без этого ни одного бала не бывает... Это уж так заведено. Последствий это никогда никаких не имеет. Кому охота подставлять свой лоб? Ну, а почему же не покуражиться, а? над приезжим, например? In vino veritas1. А впрочем, ни вы, ни я, мы не знаем по-латыни. Однако я вижу по вашей фигуре, что вы хотите спать. Спокойной ночи желаю вам, господин положительный человек, благонамеренный смертный. Примите это пожелание от другого
- Истина в вине (лат.).
смертного, который сам гроша медного не стоит. Addio, mio саго! '
И Веретьев вышел вон.
- Это черт знает что такое! - воскликнул немного погодя Владимир Сергеич и ударил кулаком в подушку. -Это просто ни на что не похоже!.. Это надо будет объяснить! Я этого не потерплю!
Со всем тем пять минут спустя он уже спал кротким и крепким сном. Ему на сердце стало легче... Минувшая опасность наполняет сладостью и смягчает дух человека.
Вот что происходило перед неожиданным ночным свиданием Веретьева и Владимира Сергеича.
У Гаврилы Степаныча жил в доме троюродный его племянник и занимал в нижнем этаже дома холостую квартиру. Когда случались балы, молодые люди, в промежутках танцев, забегали к нему покурить наскоро Жукова, а после ужина собирались у него же для дружеской попойки. В ту ночь к нему нашло довольно много гостей. Стельчинский и Веретьев были в числе их;
Иван Ильич Складная Душа тоже приплелся туда вслед за другими. Сделали жженку. Хотя Иван Ильич обещал Астахову не говорить никому о предстоявшем поединке, однако, когда Веретьев случайно спросил его, о чем он рассуждал с этим кисляем (Веретьев иначе не называл Астахова), Складная Душа не вытерпел и повторил весь свой разговор с Владимиром Сергеичем от слова до слова.
Веретьев засмеялся, потом задумался.
- Да с кем он дерется? - спросил он.
- А этого я сказать не могу,- возразил Иван Ильич.
- По крайней мере с кем он разговаривал?
- С разными лицами... С Егором Капитонычем. Уж не с ним ли он дерется?
Веретьев отошел от Ивана Ильича.
Итак, сделали жженку, начали пить. Веретьев сидел на самом видном месте; веселый и разгульный, он первенствовал в собраньях молодежи. Он сбросил сюртук и галстук. Его попросили петь, он взял гитару и спел несколько песен. Головы понемногу разгорячились; молодежь принялась провозглашать тосты. Стельчинский вскочил вдруг, весь красный, на стол и, высоко подняв над головою стакан, воскликнул громко:
- За здоровье... уж я знаю кого,- подхватил он торопливо, выпил вино, разбил стакан о пол и прибавил: - Пускай же завтра точно так же разлетится вдребезги мой враг!
Веретьев, который уже давно наблюдал за ним, быстро поднял голову...
- Стельчинский,- промолвил он,- во-первых, сойди со
1 Прощай, мой дорогой! (итал.)
стола: это неприлично, да у тебя же и сапоги прескверные, а во-вторых, поди-ка сюда, я тебе что-то сообщу. Он отвел его в сторону.
- Послушай, брат, ты, я знаю, дерешься завтра с этим джентльменом из Петербурга. Стельчинский дрогнул.
- Как... кто тебе сказал?
- Я тебе говорю. И мне также известно, за кого ты дерешься.
- А именно? Это любопытно знать.
- Ах ты, Талейран этакой! Да, разумеется, за мою сестру. Ну, ну, не притворяйся удивленным. Это придает тебе гусиное выражение. Не могу представить, как это у вас там вышло, но только это верно. Полно, брат,продолжал Веретьев,- к чему тут прикидываться? Ведь я- знаю, ты за ней давно ухаживаешь.
- Да все-таки это не доказывает...
- Перестань, пожалуйста. Но послушай-ка, что я теперь тебе скажу. Я этого поединка ни под каким видом не допущу. Понимаешь? Вся эта глупость обрушится на сестру. Извини:
пока я жив... этому не бывать. Мы с тобой пропадем - туда и дорога, а ей еще долго надо жить, и жить счастливо. Да, клянусь,- прибавил он с внезапным жаром,- всех других выдам, даже тех, которые были бы готовы веем пожертвовать для меня, а у ней волоска никому тронуть не позволю.
Стельчинский принужденно захохотал.
- Ты пьян, любезный, и бредишь... вот и все.
- А ты небось нет? Но пьян ли я, нет ли, это совершенно все равно. А говорю я дело. Не будешь ты драться с этим барином, за это я ручаюсь. И охота была тебе с ним связываться! Приревновал, что ли? Вот правду говорят, что влюбленные люди глупы! Да она и танцевала-то с ним для того только, чтобы он не вздумал пригласить... Ну, да не об этом дело. А дуэли этой не бывать.
- Гм! желал бы я посмотреть, как ты мне помешаешь?
-- А так же вот, что если ты сейчас не дашь мне слова отказаться от этой дуэли, я сам с тобой драться буду.
- Будто?
- Милый мой, не сомневайся в этом. Оскорблю тебя, дружище, сейчас же, при всех, самым фантастическим образом, и потом хоть через платок. А я думаю, это тебе будет неприятно по многим причинам, ась?
Стельчинский вспыхнул, начал говорить, что это интимида-ция что он никому не позволит вмешиваться в его дела, что он не посмотрит ни на что... и кончил тем, что покорился и отказался от всяких покушений на жизнь Владимира Сергеича.
1 От франц. intimidation - запугивание, застращивание.
Веретьев его обнял, и не прошло еще полчаса, как уж оба они в десятый раз пили Bruderschaft, то есть пили, запустив рука за руку... Юноша-распорядитель также выпил Bruderschaft с ними и сперва не отставал от них, но заснул наконец самым невинным образом и долго лежал на спине в состоянии совершенного бесчувствия... Выражение его маленького побледневшего личика было и забавно и жалко... Боже! что сказали бы светские дамы, его знакомые, если б увидели его в таком уничижении! Но, к его счастью, он не знал ни одной светской дамы.
Иван Ильич также отличился в ту ночь. Сперва он удивил гостей, внезапно затянув: 'В деревне некогда барон'.
- Щур! щур запел! -закричали все,- когда это бывает, чтобы щур пел по ночам!
- Да будто я одну только песню знаю,- возразил разгоряченный вином Иван Ильич,- я умею и другие.
- Ну, ну, ну, покажи нам свое искусство.
Иван Ильич помолчал и вдруг начал басом: 'Крамбамбули, отцов наследье', но так нескладно и странно,
