— А какой у него запах? — Гребер вспомнил ароматическую соль Альфонса.
— Ну, как у всякого брильянтина. Обыкновенный. У нас еще французский.
Гребер взял баночку и понюхал. От брильянтина пахло прогорклым жиром. Время побед и впрямь давно миновало. Он взглянул на свои волосы: там, где они были длиннее, торчали вихры.
— Ладно, давайте ваш брильянтин, — сказал он. — Но только чуть-чуть.
Гребер расплатился и вернулся к портному.
— Быстро вы, — пробурчал Кенгуру.
Гребер ничего не ответил. Он сел и принялся смотреть, как портной утюжит. От теплого воздуха его разморило. Война вдруг отошла куда-то далеко. Лениво жужжали мухи, шипел утюг, и от всей этой маленькой комнаты веяло давно забытым ощущением безопасности.
— Вот все, что можно было сделать.
Портной протянул Греберу брюки. Тот внимательно рассмотрел их. Пятно почти исчезло.
— Отлично.
Брюки пахли бензином, но он ничего не сказал и быстро переоделся.
— Кто это вас так обкорнал? — спросил портной.
— Какая-то женщина, у нее муж на фронте.
— Можно подумать, что вы стриглись сами. Погодите-ка минутку.
Кенгуру прикоснулся ножницами в нескольких местах.
— Так, теперь сойдет.
— Сколько я вам должен?
Портной отрицательно помотал головой.
— Тысячу марок или ничего. Ну, значит, ничего. Свадебный подарок.
— Спасибо. Не знаете ли вы, где тут цветочный магазин?
— Недалеко, на Шпихернштрассе.
Магазин был открыт. Две женщины торговались с хозяйкой из-за венка.
— Да ведь ветки-то с настоящими шишками, — убеждала их хозяйка. — А с шишками всегда дороже.
Одна из женщин бросила на хозяйку негодующий взгляд. Ее дряблые, морщинистые щеки дрожали.
— Но это же спекуляция! — воскликнула она. — Настоящая спекуляция! Пошли, Минна! Мы найдем в другом месте подешевле.
— Не хотите, так не берите, — заявила хозяйка. — У меня товар не залежится.
— При таких-то ценах?
— О да, и при таких ценах! Венков не хватает. Ежедневно все распродаю, мадам.
— Значит, вы наживаетесь на войне.
Обе женщины, хлопнув дверью, вышли из лавки. Хозяйка, казалось, хотела крикнуть что-то им вслед, потом повернулась к Греберу. На ее щеках горели красные пятна.
— А вам? Венок или украшение на гроб? Видите, выбор невелик, но у нас очень хорошие еловые ветки.
— Мне не надо ничего похоронного.
— А что же тогда? — удивленно спросила хозяйка.
— Мне нужны цветы!
— Цветы? Могу предложить лилии.
— Нет, лилий не надо. Что-нибудь к свадьбе.
— Лилии вполне подходят для свадьбы, сударь! Это символ невинности и чистоты.
— Верно. Но нет ли у вас роз?
— Розы? В это время года? Откуда? В теплицах теперь выращиваются овощи. Да и вообще нигде ничего нет.
Гребер обошел прилавок. Наконец за каким-то венком в виде свастики он обнаружил букет нарциссов.
— Вот это подойдет!
Хозяйка вынула букет из вазы и дала стечь воде.
— К сожалению, придется завернуть цветы в газету. Другой упаковки у меня нет.
— Не беда.
Гребер заплатил за нарциссы и вышел. Он сразу же почувствовал себя как-то неловко с цветами в руках. Каждый прохожий, казалось, разглядывает его. Сначала он держал букет вверх ногами, потом зажал его под мышкой. При этом его взгляд упал на газету, в которую были завернуты цветы. Рядом с нарциссами он увидел физиономию какого-то военного с раскрытым ртом. Это был председатель чрезвычайного трибунала. Гребер вчитался в текст. Четырех человек казнили за то, что они уже не верили в победу Германии. Им отрубили головы топором. Гильотину давно упразднили: она оказалась слишком гуманным орудием. Гребер снял с цветов газету и выкинул ее.
Чиновник оказался прав: бюро регистрации браков помещалось в гимнастическом зале городской школы. Регистратор бюро сидел перед канатами для лазанья, нижние концы которых были прикреплены к стене. Между канатами Гребер увидел портрет Гитлера в мундире, а под ним — свастику с германским орлом. Греберу и Элизабет пришлось ждать. До них были на очереди немолодой солдат и женщина с золотой брошкой в виде парусной лодочки. Солдат волновался, женщина была спокойна. Она сочувственно улыбнулась Элизабет.
— А свидетели? — спросил чиновник. — Где ваши свидетели?
Солдат, запинаясь, что-то пробормотал. У него не было свидетелей.
— Я думал, когда женится фронтовик, они не нужны, — наконец произнес он.
— Этого еще не хватало! Нет, у нас во всем образцовый порядок.
Солдат обратился к Греберу.
— Может, ты нам пособишь, приятель? Ты и твоя фрейлейн? Ведь только подписать.
— Ну, ясно. А потом вы подпишете для нас. Я тоже не думал, что нужны свидетели.
— Кто же об этом помнит!
— Каждый, кому дороги обязанности гражданина, — резко заявил чиновник. Он, видимо, считал эту небрежность личным для себя оскорблением. — Может быть, вы и в бой идете без винтовок?
Солдат в недоумении уставился на него.
— Так там совсем другое дело. Свидетель-то ведь не оружие.
— Я и не утверждаю. Это всего-навсего сравнение. Ну, как же? Есть у вас свидетели?
— Вот этот военный и его дама.
Чиновник сердито посмотрел на Гребера. Он был явно недоволен, что все разрешилось так просто.
— А у вас бумаги в порядке? — спросил он Гребера с затаенной надеждой.
— Да. Мы и сами собираемся регистрироваться. Чиновник что-то пробурчал и взял документы. Он внес имена Элизабет и Гребера в книгу.
— Распишитесь здесь.
Все четверо поставили свои подписи.
— Поздравляю вас от имени фюрера, — холодно сказал чиновник солдату и его жене и повернулся к Греберу.
— А ваши свидетели?
— Вот, — Гребер указал на тех двоих.
Чиновник отрицательно покачал головой.
— Я могу признать только одного из них, — объяснил он.
— Почему же? Ведь нас вы признали.
— Вы еще не женаты. А эти двое уже супруги. Свидетелями могут быть два лица, не состоящие в родстве. Супруга таким лицом не считается.
Гребер не знал, прав чиновник или это придирка.
— Нет ли здесь кого-нибудь, кто бы мог явиться свидетелем? — спросил он. — Может быть, кто-нибудь из служащих?
— Я здесь не для того, чтобы подыскивать вам свидетелей, — со скрытым торжеством заявил
