помещается на пространстве немногим большем, чем комната, где можно удобно поставить десять кроватей. При этом все вещи лежат так, чтобы не мешать одна другой, так что их не приходится искать и можно очень быстро собрать все вместе, и для этого не надо развязывать никаких узлов, что могло бы вызвать задержку, если вещи срочно понадобятся. Я понял, что помощник рулевого, которого называют баковым, так хорошо знает, где лежит каждый предмет, что, даже не видя их, может сказать, где лежат те или иные вещи и сколько их, точно так же, как человек грамотный может сказать, сколько букв в имени Сократа и в каком порядке они стоят. Я видел, как этот человек проверял в свободное время все то, что используется на борту корабля; и на мой вопрос о цели его действий он ответил: «Незнакомец, я проверяю, все ли на месте и всего ли хватает; ибо, когда на море поднимется шторм, будет некогда искать то, чего не хватает, и приводить в порядок то, что неудобно лежит».
Мнения историков, изучающих мореходные достижения финикийцев, во многом расходятся, а при практически полном отсутствии документов возникают поистине поразительные несообразности. Имеет смысл рассмотреть их. Единственное утверждение, которое почти не встречает возражений, состоит в том, что вначале (даты не называются) походы финикийцев ограничивались робкими и осторожными плаваниями вдоль побережья, в виду земли. Позже, говорят нам, финикийцы стали смелее и, вместо того чтобы красться вдоль берега, стали совершать переходы от мыса к мысу (предполагается, что таковые всегда имеются), ориентируясь каждый раз по очередному выступу суши. После такого общего вступления обычно начинается обсуждение редких и фрагментарных упоминаний о более масштабных путешествиях финикийцев, реальных или предполагаемых. При этом паруса финикийских кораблей подрезают в соответствии с тем, как данный историк оценивает свидетельства, и с его личным мнением о том, насколько финикийцы к этому моменту успели преодолеть свою первоначальную робость. На самом же деле совершенно не обязательно связывать самую первую стадию развития мореходного искусства – когда человек впервые отплыл от берега – именно с финикийцами. Существуют свидетельства о морском могуществе Критского (Минойского) царства с центром в Кноссе в самые отдаленные античные времена – возможно, около 3000 г. до н. э. Так что сомнительно, чтобы финикийские моряки успели поучаствовать в самой первой, робкой эре мореплавания.
Теория ограниченных прибрежных плаваний финикийцев до изобретения компаса плохо согласуется с колониальной империей, возникшей на Средиземном море в эпоху расцвета Финикии, около 850 г. до н. э. От Сидона и Тира на побережье Сирии их вооруженные торговцы двинулись на запад. Гомер знал, что прежде, до его времени, греческие воды бороздили финикийцы. Позже они основали на островах Эгейского моря и на Коринфском перешейке значительное количество торговых факторий. Там, помимо прочего, они собирали моллюсков, из которых делали пурпурную краску для своего процветающего текстильного производства. Они не осели в Адриатике, но свободно плавали по ней из конца в конец. Позже финикийцы заняли южное побережье Сицилии и западное побережье «носка» италийского сапога. Со временем они захватили Мелиту (Мальту), Гаулос (Гозо), Коссиру (Пантеллерию), Лампас (Линосу), Лопедузу (Лампедузу), лежащие между Сицилией и африканским побережьем. Сардиния и Корсика тоже были частично колонизированы, но больше всего по сердцу им пришлось то, что они обнаружили на западе. От залива Сидра до Танжера все побережье Африки принадлежало финикийцам, как и Балеарские острова. Карфаген и Утика, расположенные в Тунисской бухте, доминировали над Западным Средиземноморьем и были там центром коммерческой деятельности. Богатства Испании поступали в Таршиш (Тартес, Фарсис) на юго-западе. Там финикийцы контролировали богатые шахты по добыче серебра и других металлов, не говоря уже о прибыльной рыбной монополии. За Геркулесовыми столпами возле устья Гвадалквивира они построили портовый город, который назвали Гадейра, или Гадес (Кадис). Из этого океанского порта они ходили на юг вдоль африканского побережья, основали Ликсус (Эль-Араиш) и добирались до самой реки Субур (Себу). Они же открыли в 60 милях от африканского побережья Канарские острова.
Карфаген, согласно Страбону, был основан царицей Дидоной, которая привела с собой людей из Тира. Решение оказалось настолько удачным, что, если верить Страбону, даже в его время значительная часть континентальной Европы и прилегающие острова были заселены финикийцами. Более того, они захватили «всю ту часть Ливии, где человек может жить не кочуя», – иными словами, все, кроме пустыни. Они не только превратили Карфаген в город-соперник Рима, но и выдержали три войны с римлянами. В конце концов финикийцы исчезли с лица земли, но еще на момент битвы со Сципионом Эмилианом у них было «три сотни городов в Ливии и семьсот тысяч человек в их городе [Карфагене]». После второй войны с римлянами, сообщает Страбон, морская мощь Финикии была ограничена по договору 12 кораблями. «Но в Бирсе, карфагенском акрополе, где укрылись военные, имелись запасы выдержанной древесины и пряталось множество умелых кораблестроителей». Пока римляне патрулировали внешнюю гавань, финикийцы взялись за работу и за два месяца построили 120 палубных кораблей, прорыли канал к морю и вышли в море для сражения. «Но, – пишет Страбон, – хотя Карфаген был столь силен, он все же был захвачен и разрушен до основания».
До сих пор действия финикийского флота не казались нам робкими попытками приспособиться к незнакомой среде. Из Тира и Сидона в Сирии они поддерживали регулярную связь со своими колониями в западном конце Средиземного моря, то есть на расстоянии в 2200 миль. Можно, конечно, красться вдоль берега или идти от одного острова к другому в пределах видимости, но все же нужно еще объяснить длинные переходы от суши к островам. От Мисрата до Бенгази по прямой через залив Сидра 250 миль. От Мальты до Александрии 820 миль, а до Порт-Саида – 940. Страбон объяснил некоторые из этих загадок, когда заметил, что финикийцы были «философами в науках астрономии и арифметики, поскольку начали изучать их с практических вычислений и ночных плаваний… и если верить Посидонию, то древняя догма об атомах принадлежит сидонийцу Мохусу, родившемуся еще до времен Трои». В другом месте он пишет, что Малую Медведицу не отмечали как отдельное созвездие до тех пор, пока греки не узнали о ней у финикийцев, а те пользовались ею при навигации.
Если оставить в стороне вопрос о том, как финикийцы находили путь от одного места до другого, на который нет ответа, больше всего противоречий вызывает их монопольная торговля оловом и янтарем и их предположительное путешествие вокруг Африки. Нет сомнений в том, что олово поступало на восточные рынки, а также в том, что привозили его финикийцы на своих кораблях. Если верить Иезекиилю, то часть олова поступала из Испании: «Фарсис, торговец твой, по множеству всякого богатства, платил за товары твои серебром, железом, свинцом и оловом». Еще больше олова приходило с Касситерид, или Оловянных островов (вероятно, это острова Силли в 30 милях на западо-юго-запад от «края земли», юго-западной оконечности Англии). Страбон говорит, что это десять близко друг к другу расположенных островов к северу от порта Артабриан (мыс Финистерре на северо-западе Испании). «Один из них пустынен, но на остальных обитают люди, которые носят черные плащи, одеваются в туники до пят, подпоясываются под грудью, ходят с посохами и напоминают богинь мести в трагедиях. Они живут со своих стад и по большей части ведут кочевую жизнь… А в прежние времена, – продолжает Страбон, – одни только финикийцы вели эту торговлю (имеется в виду из Гадеса), ибо они держали маршрут в тайне от всех. И когда однажды римляне отправились вслед за одним капитаном корабля, чтобы тоже узнать все об этих рынках, капитан из ревности намеренно увел свой корабль с правильного курса в мелкие воды; после того как он заманил своих преследователей в гиблое место, сам он спасся с помощью обломка корабля и получил от государства стоимость потерянного груза». В результате длительных усилий римляне узнали путь на Касситериды, и Публий Красс лично проинспектировал шахты. Он обнаружил, что олово там залегает близко к поверхности, а жители островов настроены дружелюбно. Единственный недостаток – трудность пути до островов через «море более широкое, чем то, что отделяет Британию от континента»; вероятно, имеется в виду Бискайский залив.
Финикийцы продавали янтарь, или электрон, грекам и римлянам в огромных количествах. Большинство древних авторов сходятся в том, что янтарь поступал с Балтики, где его в настоящее время только и можно обнаружить, особенно на Земландском полуострове. Тавернье (1605–1689) пишет, что в его время янтарь находили исключительно на побережье герцогства Пруссии, куда его выбрасывало море, и что сбор его являлся монополией электора Бранденбургского. Плиний говорит, что его возили из Северной Германии в Паннонию. Там местные жители передавали его венедам на севере Адриатики, а те везли в Италию. В Средние века существовал торговый маршрут от Верхней Вислы до Южной Германии. Он проходил через Торн и Бреслау до реки Ваас, а оттуда спускался к Дунаю. Вопрос: где финикийцы брали свой янтарь? Проделывали ли они длинный путь вдоль берега Европы и дальше в Балтийское море или покупали его на
