— Придется ехать самому.
— Гм… Только этого и недоставало. Условились, что придет девушка, а явишься сам. Кругом все дураки, только мы с тобой умные. Нет, так не пойдет. Дочка! А дочка! — крикнул он.
Вошла Божена. Ярослав посадил ее рядом с собой, обнял за плечи.
Антонин догадывался, какой разговор сейчас произойдет между отцом и дочерью.
— Ты чем, дочка, занята завтра? — спросил Ярослав.
— Ничем, — коротко ответила Божена.
— А буфет?
— Завтра работает моя сменщица.
— Это очень кстати, — заметил Ярослав. — Ты, кажется, бывала в Костельце?
— Да, отец. На экскурсии.
— Завтра еще раз съездишь туда на экскурсию. Вместе с Антонином.
Божена взглянула на Антонина. Он чувствовал себя смущенным и неловким.
— Должна была поехать одна наша партизанка, но так сложились дела, что она не может ехать, — сказал он, будто оправдываясь.
— Это не имеет значения, — прервал его Ярослав. — Божена справится не хуже партизанки.
— Я не могу понять, о чем вы говорите, — проговорила Божена, переводя взгляд с отца на Антонина.
— Он тебе расскажет. А мне пора идти. Договаривайтесь, молодежь.
Когда Ярослав ушел, Антонин счел своей обязанностью изложить дело с исчерпывающей полнотой, во всех деталях и подробностях. Он посвятил ее в бесславную историю ксендза Худобы, рассказал о Максиме Глушанине и Константине Боровике, которых считал своими лучшими друзьями. Затем последовал рассказ о приключениях во время побега из лагеря, и, вероятно, этот рассказ не имел бы конца, если бы Божена ему не напомнила:
— А тебе не пора идти, Антонин?
— Да, пожалуй.
Пожимая руку подруге своего детства, Антонин искал в ее взгляде не просто дружеского сочувствия, а чего-то большего, чем простая дружеская приязнь. Но Божена охладила его:
— Ну, чего же ты ждешь?
И рассмеялась.
— Надеешься, что опять поцелую? Иди…
И подтолкнула его рукой в спину.
Глава тридцать первая
Грабец нигде не находил себе места. Страх довел его до отчаяния. Он ни разу за это время не ездил в Прагу. Даже в Костельце редко выходил из дому.
Переходя от отчаяния к надежде, он с трудом дождался воскресенья. В костелецкий храм он отправился задолго до назначенного срока.
Грабец раньше никогда здесь не был, но понаслышке знал, что в очень далекие времена чехов постигло великое бедствие — чума. Смерть косила людей тысячами. Умерших не успевали хоронить. В огромные ямы каждый день сваливали сотни трупов и не зарывали этих ям, пока они не наполнялись доверху. Целые селения находили себе вечный покой в этих огромных могилах. Спустя много лет на месте кладбища возник город Костелец (от слова кость), а позже был построен храм. Человеческие кости, вынутые из земли, пошли на его внутреннее убранство.
Грабец торопливо вошел в храм. Он был уверен, что девушка уже ждет его. Но девушки не оказалось. Храм был пуст, если не считать группы немецких женщин-экскурсанток. Они стояли в левом приделе и слушали объяснения гида. Грабец осмотрелся. Отовсюду глядели на него кости. Из костей сделана огромная люстра, свисающая с потолка в самом центре храма, из костей сложено возвышение, алтарь с распятием спасителя, фамильный герб князя Шварценберга со щитом и короной, кронштейны, подсвечники, кресты. Костями забиты все ниши; вдоль стен уложены черепа, берцовые кости, голени, ребра, позвонки…
Грабецу стало не по себе. Холодом смерти веяло на него от этих костей, и храм был похож на склеп. Почему помощник Ширке избрал для свидания это мрачное место? Грабец и без того измучен страхом за свою жизнь. Зачем ему новые мучения?
Грабец решил выйти на вольный воздух. В храме был единственный вход. Это служило гарантией, что он не разминется с девушкой. Действительно, едва он переступил порог, как увидел ее. Девушка поднималась по ступенькам на паперть. Под мышкой левой руки она держала Библию в черном кожаном переплете.
Грабец, забыв о предосторожности, кинулся к ней навстречу.
— Мне необходимо видеть господина Ширке. Не можете ли вы указать его адрес? — спросил он, тяжело дыша.
Девушка внимательно посмотрела на него и, помедлив, ответила:
— Я могу вас проводить к нему. Следуйте за мной на расстоянии и садитесь в машину — в ту, возле которой я переложу Библию под правую руку.
Так все и произошло.
Задняя дверца закрытого автофургона открылась перед Грабецем, и паренек в форме полицейского приветливо спросил по-немецки:
— Пан Грабец? Мы вас ждем. Давайте вашу руку.
Уже оказавшись в одиночной кабинке, Грабец поймал себя на мысли, что автофургон напоминает ему машину, в которой его доставили к Ширке. Такая же дверца сзади, такая же тесная, совершенно темная кабинка, только цвет кузова другой. Правда сейчас день, а тогда была глухая ночь. Его схватили в Праге, около виллы «Тереза», в которой раньше размещалось советское посольство; он шел из Виноград в Жижков. А потом высадили на каком-то острове. Он думал, что ему пришел конец, но вышло иначе. Гестаповцы Зейдлиц и Ширке допустили оплошность. Следили за ним как за коммунистом, но не удосужились проверить по учетам полиции. Тогда у них отпала бы всякая необходимость в таинственном похищении.
Возможно, что это та же самая автомашина. Примета хорошая. Но теперь его везут не на остров. Это очевидно. Уже прошло много времени, а она все катит и катит без остановки, только изредка подавая зычный сигнал.
Грабец успокоился. Все страшное осталось позади. Тревожные дни и бессонные ночи измотали его вконец. Наконец-то он сможет отдохнуть.
Машина шла плавно — видимо, по прямой дороге, и Грабец вздремнул. Проснулся он от толчков и не мог сообразить, долго или мало спал. Машина резко кренилась в стороны; его бросало то вправо, то влево. Видимо, машина преодолевала крутые подъемы: под гору она бежала с выключенным мотором. По кузову хлестали ветки.
— Стой! Пароль! — донесся до слуха Грабеца окрик на чешском языке.
Машина остановилась. Из кабинки кто-то вышел и тихо заговорил с часовым.
«Слава богу, приехали», — с облегчением вздохнул Грабец.
Мотор поурчал некоторое время, потом заглох.
Отбросили наружную щеколду на двери кабинки.
— Выходите, пан Грабец! Путешествие закончено, — крикнул паренек-полицейский.
В Костельце он говорил с ним по-немецки, а здесь — по-чешски. Непонятно…
Грабец выпрыгнул из кузова фургона на землю, и первое, что он увидел, — лес.
Он не обратил внимания на людей, окруживших его, не заметил, что у них в руках и за плечами оружие. Лес — вот что поразило Грабеца. Лес и тишина. Ничего похожего на лагерь. Лес, а вверху темное небо в звездах.
