к его сердцу и совести и повести за собой. Нет, она не справится с такой сложной задачей.
Рассуждая так, Божена подошла к дому Морганека. Именно в это время его легче застать дома. Открыв дверь, она на пороге нос к носу столкнулась с крупной светлой блондинкой. Обе невольно отшатнулись и оглядели друг друга.
— Вы сюда? — гневно спросила незнакомка, приподняв круглый подбородок.
— Почему вы спрашиваете? — ответила Божена; ей померещилось, что эта молодая и, видно, напористая женщина сейчас оскорбит ее.
— Это ко мне, Лидочка… ко мне, — вмешался смущенный Морганек, натягивая на себя пиджак.
Лидия повернула голову и смерила Морганека взглядом, полным высокомерия и презрения.
— Так… так… — процедила она сквозь зубы. — По-ни-ма-ю.
— Что ты понимаешь? — бормотал Морганек. — Не вижу ничего, что тебе нужно понимать.
— Прощайте! — бросила блондинка и, театрально подняв голову, удалилась.
Краснея от стыда, Божена вошла в комнату. Морганек размашисто сел на стул и энергично взъерошил волосы.
— Вот ведь не во время ты вошла, — сказал он с искренней досадой. — Ну что бы на минуту попозже.
Божена стояла у двери, не зная, что сказать.
— Я очень жалею, Владислав, — пробормотала она нерешительно.
Морганек встал, отодвинул стул и неожиданно рассмеялся.
— Все на свете трын-трава… Увы, я недостоин твоей жалости. А сознайся, хороша Лидка, а?
Божена пожала плечами.
— Ведь я холостяк, снизойди к моему положению. — Но, видимо, он уже не мог продолжать разговор в таком тоне и быстро спросил: — Ты Марию давно видела?
— Марию? — Божена старалась припомнить. — Дней десять назад.
— Ну, в таком случае ты ничего не знаешь, — оживился Морганек. — Антония Слива свалился с неба. — Заметив испуг на лице Божены, он продолжал горячо: — Да, да… заявился к Марин прямо из лесу, с явкой к Ярославу. Он партизан.
— Антонин жив? — вскрикнула Божена.
— Жив и здоров, дай бог каждому. Парень что надо. Он сидел вот здесь, на этом самом стуле. А Ярослав вот здесь стоял.
— И отец у тебя был? — Лицо Божены медленно стало бледнеть.
— Я же говорю, они здесь встретились.
— Почему ты не предупредил меня?
Морганек насупился.
— Как понимать твой вопрос? Это же была конспиративная встреча.
— Господи, мне хоть бы краешком глаза увидеть его! Истосковалась, измучилась.
— Потерпи. Больше терпела. Он шлет отеческий привет и поручил мне поцеловать тебя, — Морганек сделал шаг к Божене.
— Ну уж нет, это не пройдет. — Она весело заслонилась рукой и рассмеялась. — Мало тебе Лиды? Такая красивая девушка.
— Твоя воля, — с деланным равнодушием сказал Морганек. — Я человек педантичный и привык выполнять поручения добросовестно. — Он тут же переменил тему: — Про Карела слышала?
— Нет, ничего не слышала.
— Арестован.
Божена вздрогнула.
— Когда?
Морганек сказал:
— Вместе со Зденеком Сливой. Организовали крушение.
Точно тяжесть легла на плечи Божены. Она сгорбилась.
— Карел, Карел… Что же с ним теперь будет?
Глава десятая
В полдень Блажека вызвали в гестапо, во дворец Печека, комната № 40.
Вот уж не скажешь, что Блажек трус. В любую критическую минуту, перед лицом любой опасности он чувствовал только прилив сил. Но каждый вызов в гестапо его настораживал.
«Они могут потянуть ниточку от Ярослава или от Божены, — думал он. — Если от Божены, то беда не велика, можно вывернуться. А если от Ярослава… В случае провала Ярослава хозяин пансиона, конечно, скажет, что его прислал со своей рекомендацией некий Ян Блажек. Как я буду объяснять наши отношения? Хм… Сказать, что он мой родственник? Но у него другая фамилия… Впрочем, на этот счет мы с Ярославом твердо договорились. На допросе он должен показать, что еще в тридцать седьмом году выполнял мои полицейские поручения. Вот это, пожалуй, убедительно прозвучит».
В комнате № 40 сидел незнакомый Блажеку гауптштурмфюрер.
На секунду оторвавшись от телефонной трубки, гауптштурмфюрер кивнул в сторону посетителя головой, что можно было принять за приглашение сесть. Блажек присел на стул у стены и, пользуясь тем, что гауптштурмфюрер занят телефонным разговором, стал его разглядывать.
Немец сверял какой-то документ. Слушая, что ему говорят в трубку, он следил глазами по тексту и, держа в руках лист бумаги, коротко бросал:
— Да… Правильно…
Разглядывая немца, Блажек заверял себя, что раньше никогда его не встречал, но… но внешность немца почему-то казалась ему знакомой. Блажек заглянул в самые дальние уголки своей надежной памяти, мысленно разворачивая перед собой длинную галерею преступников, доклады агентуры, альбом с фотоснимками немецких шпионов и диверсантов… Нет, он где-то видел эти бесцветные глаза в глубоких впадинах, белые брови и ресницы, тонкие губы, шрам на кончике носа.
Немец закончил разговор, положил трубку и спросил:
— Ян Блажек?
Блажек молча наклонил голову, отметив, как деревянно звучит голос гауптштурмфюрера.
— Из бюро?
Блажек еще раз наклонил голову.
— Мне назвали вас как человека, зарекомендовавшего себя плодотворной работой в полиции и на службе протектората… — немец сделал небольшую паузу, — и я решил, учтя ваш опыт и благожелательное отношение к фюреру, дать вам особое поручение.
Для начала было неплохо. Но тут же Блажек подумал: не делает ли гауптштурмфюрер ход конем и не кроется ли за этим ходом стремление гестапо проверить его на конкретном деле?
— О моем поручении должны знать лишь я и вы, — сказал немец.
— Понимаю.
— Фамилия Владимира Крайны вам о чем-нибудь говорит?
— Понятия не имею. Вы почему изволите спрашивать?
— Так… между прочим. Если вы его не знаете, поговорим о другом. — Гауптштурмфюрер не спеша закурил сигару, несколько раз затянулся дымом. — На днях чехи из Лондона сбросили на территорию протектората капитана и поручика. Их встретил наш, вернее — мой человек. Укрыл у себя. Они явились с определенным заданием и полномочиями, снабжены рацией. Но мой человек — судетский немец, он плохо говорит по-чешски и недостаточно разбирается в вопросах политики. Как вы отнесетесь к моему предложению познакомиться с этими непрошенными гостями?
— А как они на это посмотрят?
Немец заверил, что Блажек не вызовет подозрения у парашютистов. Им известно, что по световым
