— Вот, оказывается, что для этого было нужно… Да, поздно я этого добился…
— Не поздно! Не поздно! Все можно исправить!
Уже несколько секунд ее шар тихонько снижался. Или это его шар поднимался? Она вдруг заметила это и бросилась к пульту. Прибавила горячего воздуха. Шар приостановился, покачался немного на месте и снова тихонько пополз вниз. Теперь его корзина была вровень с ее лицом.
— Протяни мне руку! — крикнула она. — Ты видишь, я падаю!
— Ничего, ничего, — успокоительно проговорил он. — Ты не упадешь.
— Но я все дальше от тебя! Снижайся! Дай мне руку!
Она запрокинула голову. Прямо в лицо ей светила сверху его спокойная, ласковая, ничего не говорящая улыбка.
Ручка подачи горячего воздуха стояла на максимуме. Но шар продолжал снижаться, еле заметно, но неуклонно.
— Что это, почему? — крикнула она.
Он пожал плечами:
— Видимо, так надо.
— Что же мне делать? Скажи, ты же знаешь?
— Не больше тебя.
— Ты всегда знал больше меня! Скажи, что делать!
— Не знаю. Может быть, твой шар перегружен…
— А!
Она бросилась к одежному шкафу, выхватила из него охапку блузок и маек и швырнула за борт. Шар никак не реагировал — блузки весили мало. Куртки, брюки, юбки, платья вместе с вешалками — все полетело вниз. Шар чуть замедлил спуск, но не остановился. Тогда она уперлась в шкаф обеими руками и головой, дотолкала его до борта. Пустой шкаф был не слишком тяжелый, но громоздкий. Она взялась за него снизу и, напрягая все силы так, что щелкнуло в спине, перевалила его через борт. Шар замер на месте.
Вслед за шкафом полетели вниз чемоданы с письмами и фотографиями, запасные подушки и одеяла, коробки с дисками и пластинками, проигрыватель, радио, телевизор и компьютер. Шар заметно колыхнулся кверху.
Эффективнее всего были книги. Она вытаскивала их с полок пачками, сколько руки захватят, и с каждой выброшенной пачкой шар толчком поднимался выше.
А он все стоял у борта и с улыбкой смотрел вниз.
И вот наконец она поравнялась с ним. Тяжело дыша, бросила очередную пачку. Никогда она не таскала столько тяжестей! Все тело болело и ломило, но не страшно, это мышечная боль. Главное, она опять рядом с ним.
— Я не могу жить без тебя!
— Ну что ты, миленькая, конечно можешь.
— Скажи, что и ты не можешь жить без меня, и я останусь здесь, с тобой, навсегда.
— Это правда, я не могу жить без тебя.
— Тогда пусти меня к себе! Это наша последняя возможность! Я докажу… Я все исправлю!
— Смешная… Все возможности исчерпаны. Каждый из нас получил от другого что мог.
— Но я получила от тебя все, все, что хотела!
— Ты немногого хотела. Я — гораздо больше. Но не убивайся так, все в твоей жизни было, как должно было быть. Ты ничего не упустила.
— Ты хочешь сказать, что у меня никогда не было выбора? Все происходило по заранее намеченному сценарию?
— Вовсе нет. У тебя всегда был выбор. И ты всегда выбирала — что могла. Не всегда лучшее, не всегда самое правильное — покажи мне человека, который всегда делает правильный выбор! Но это выбирала ты, это был твой выбор. И если бы сделала другой — это была бы не ты! И это было бы очень жаль, — он опять улыбнулся, — я любил именно тебя, со всеми твоими… такую, какая ты есть. Так что ты ничего не упустила.
— Но тебя?
— Меня… Какого меня?
— Вот этого! Тебя, любимого, единственного! Упустила! Отпустила! Так легко отпустила…
— Ты слишком много на себя берешь, моя радость. Это не зависело от твоей воли. Так же как и от моей…
— Но ты же сам сказал, что не можешь жить без меня!
— Не могу жить без тебя. Не могу жить с тобой. Не могу жить…
Шар снова тихонько поплыл вниз. И снова за борт полетели книжки, хорошо, что их так много, хоть какой-то от них прок. Но шар отвечал все слабее, уже не дергался вверх с каждой пачкой, а лишь слегка тормозил. Опустевший стеллаж тоже полетел вниз, она лихорадочно принялась за второй, таскала книжки огромными охапками, кругом разлетались обложки, титульные листы с портретами авторов, из одной вылетела бумажка в десять лир — у, какая древность! Спрятала когда-то на черный день, а потом забыла — куда…
Расстояние между шарами быстро увеличивалось. А он смотрел на нее сверху и с улыбкой отрицательно качал головой:
— Упрямая… Не хочешь меня слушать. Ты надрываешься зря. Знаешь, как спина будет потом болеть.
— Мне все равно! Все равно! — кричала она, задыхаясь. — Я хочу к тебе! Помоги мне! Спустись ко мне!
— Не могу… не могу… — доносилось до нее уже издалека сверху. — Остановись! Не выбрасывай все книжки! Тебе будет без них плохо!
— Мне без тебя плохо! Я хочу к тебе!
Его шар стремительно уходил вверх, уменьшался с каждой секундой. Перед тем как он превратился в красную точку, до нее еле слышно долетел его голос:
— Не торопись ко мне! Не торопись! Не торо… — И красная точка растаяла в белых облаках.
«Скажи спасибо и за это, скажи спасибо и за это!» — твердила она сквозь сжатые зубы. «Скажи спасибо!» Она подбирала раскиданные книги, обертывала их в суперобложки, вкладывала куда попало портреты авторов и выпавшие страницы, ставила книги на полки и все твердила «скажи спасибо и за это…».
И вдруг почувствовала, что больше не может. Пальцы с трудом захватывали книжки, то и дело роняли их. Стало тяжело нагибаться, в колени и плечи словно воткнули острые металлические стержни. Спину ломило нестерпимо.
Нужно было отдохнуть. Она пошла в спальню и легла, осторожно отодвинув с середины кровати кошку. Кошка, не просыпаясь, нежно курлыкнула и вытянулась у нее под боком. Она не таила зла на хозяйку.
Шар, словно выполнив свою задачу, перестал снижаться. Застыл на месте, только слегка покачивался на ветру.
Следовало бы задать ему какое-нибудь новое направление. Но ей никуда не хотелось. Не хотелось никого видеть. И ничего не хотелось. Ни есть, ни пить, ни спать. И даже курить хотелось недостаточно сильно, чтобы встать с кровати за сигаретами. Она лежала с закрытыми глазами и шаг за шагом, слово за словом повторяла про себя только что закончившуюся встречу. И с каждым вспомненным словом, ее и его, к горлу все сильнее подступало отчаяние — опять, опять все не так! Опять она не смогла, не сумела. Опять она упустила возможность — последнюю, теперь уже невозвратимую…
Но тут проснулась кошка и громко потребовала: «Жрать!» С этим ничего нельзя было поделать — кошка была неумолима. Не замолчит, пока не дадут. Пора было менять настроение.
Пришлось встать. Это далось с трудом. Тело повиновалось медленно, колени не хотели сгибаться. «Перетрудилась, бедняжка, и все зря», — сказала она себе и сунула ноги в обрезанные валенки, присланные друзьями из России. То есть валенок там, разумеется, не было, а на ногах были сандалии,
