Матросы, поняв опасность, бросились на корму. Тросы тут же с плеском упали в воду, а вместе с ними в морскую пучину отправилась и вся наша добыча.
— Полный вперед! — распорядился я, не сводя глаз с парусника, который летел на нас, не уменьшая скорости. Вот он накренился так, что шпигаты его подветренного борта оказались под водой. Теперь я понял, что шкипер шхуны вовсе не собирается таранить нас, он задумал пройти под нашей кормой и порвать сеть. Идиот! Если легкий деревянный корпус шхуны на скорости в одиннадцать узлов наткнется на прочные и тяжелые тросы, она обязательно развернется в сторону «Этоши», и только небу известно, что тогда произойдет. Я успел заметить, что Хендрикс, ухмыляясь и махая рукой, стоит около бизани, а… рядом с ним маячила фигура Стайна?! При виде немца я сразу забыл о своем намерении как следует обругать Хендрикса. Стайн, с трудом удерживаясь на накренившейся палубе «Пиккевина», сложил ладони рупором и что-то прокричал нам, но шум ветра заглушил его слова.
— Надо спустить шкуру с Хендрикса за такие штучки! — вне себя от ярости повернулся ко мне Джон. — Он еще ответит за это. Нагоним шхуну, а?
— Нет! — покачал я головой. — Нет. «Пиккевин» делает сейчас не меньше одиннадцати узлов, и «Этоше» будет нелегко догнать его до наступления темноты. Но дело не в этом. Кажется, я раскусил замысел Стайна. Помнишь, он пытался узнать у Мака скорость «Этоши»? Сегодня он вел двойную игру. Он не сомневался, что мы обрежем трал, чтоб избежать столкновения, а потом бросимся за ним вдогонку и потребуем объяснения. Как бы не так! Он все равно не узнает скорости «Этоши». Может торчать в море сколько угодно.
Шхуна быстро удалялась.
— Да, но нельзя же оставлять безнаказанным такой бандитизм, — гневно возразил Джон.
— Хендрикс даст вполне резонное объяснение. Парусник всегда имеет преимущественное право пути, и любое непарусное судно обязано уступать дорогу.
— Дал бы бог встретить его где-нибудь на берегу! — сквозь стиснутые зубы пробурчал Джон. — Уж там-то я его научу, как…
— …как ходить под парусами курсом крутой бейдевинд, — угрюмо заключил я, кивнув в сторону шхуны.
Возбужденное восклицание одного из матросов, внимательно следивших за трюками «Пиккевина», привлекло мое внимание. Кабельтовых в двух перед нами творилось нечто такое, чего я еще никогда не видел. Вода там бурлила, пенилась и кипела, словно от тысячи торпед, идущих параллельными курсами. Группами по три выпрыгивали из моря и с оглушительным шумом падали обратно штук двенадцать огромных скатов. Перед ними металось стадо ошеломленных дельфинов, и среди них я с изумлением заметил акулу футов пятнадцать длиной. Приглядевшись внимательнее, я понял, что ошибался: это была барракуда, еще более жестокая и беспощадная, чем акула. Море вспенилось еще сильнее — за скатами шли целые полчища барракуд; насколько я мог видеть, море кишело ими. Мы могли за какой-нибудь час битком набить наши трюмы ценной добычей, и я распорядился забросить снасти.
Почти сразу же первая фаланга барракуд оказалась под днищем «Этоши». Беспомощные дельфины, судорожно извиваясь, тщетно пытались выбраться из кишащей массы огромных влажных тел. Однако барракуды обходили снасти.
Некоторые из них бились о корпус траулера, подпрыгивали и снова скрывались под судном, в то время как основная масса безостановочно неслась вперед, к какой-то неведомой цели. Опасаясь за винты «Этоши», я приказал остановить их.
Так прошло минут пятнадцать. Внезапно море успокоилось. Последняя стая барракуд миновала траулер, а за нею, словно эскорт миноносцев за главными силами, проплыли три огромных ската.
Ошеломленные виденным, мы стояли на мостике, не в силах вымолвить ни слова, но уже вскоре каждый из нас с горечью осознал, что мы так и не воспользовались удачей, которая, возможно, выпадает только раз в жизни.
— И все этот проклятый Стайн! — взорвался Джон. — Если бы не он, наши трюмы были бы сейчас полны. Это какое-то проклятие на наши головы!..
…А далеко на горизонте паруса шхуны постепенно растворялись во мраке наступающей ночи.
Неожиданная встреча
В автобус проникали пыль и выхлопные газы от перегревшегося мотора. Перед одной из тех холмообразных дюн, что то и дело пересекают дорогу из Валвис-бей, водитель переключил скорости, и машина, рванувшись вперед, подняла новые тучи пыли. Автобус, уже много лет совершавший ежедневные рейсы по этому маршруту, настолько пропитался пылью, что даже легкий удар по обивке сиденья вызывал нечто вроде песчаной бури.
Мы направлялись к Свакопмунду, и Валвис-бей оставался слева от нас. В передней части автобуса устроилось человек шесть европейцев, в задней, за перегородкой из металлической сетки — в соответствии с порядками апартеида — человек двенадцать африканцев.
Издали я увидел «Этошу», стоявшую у причала, вспомнил о чистом морском воздухе и пожалел, что не остался на судне на день-другой, а решил сойти на берег. После того как парусник Хендрикса чуть не протаранил нас, мы провели на рыбных банках еще без малого неделю, но выловили всего каких-то четыре-пять тонн рыбы, и я вернулся в порт. Надо было приводить «Этошу» в порядок, позаботиться о том, чтобы шлюпки, заказанные нами в Кейптауне, были готовы как можно скорее. Мак, в свою очередь, заявил, что ему нужно устранить кое-какие неполадки в двигателях. В общем, стоянка в порту была необходима. Я почувствовал себя адмиралом без флота и решил провести несколько дней на берегу.
Первый день прошел весьма скучно. Хотел сыграть партию гольфа, но помешал сильный ветер. Тогда я позвонил в Свакопмунд моему старому другу Марку — владельцу маленькой чистенькой гостиницы «Бремен», где я частенько останавливался, когда сходил на берег.
— Что же, приезжай, — ответил Марк. — Но ты ведь знаешь, Джеффри, какая это дыра наш Свакопмунд сейчас — в несезонное время. У нас тут полное безлюдье. Ни хорошей рыбалки, ни купания — ничего, что дает Свакопмунду право называться жемчужиной Юго-Западной Африки.
— Чем меньше народу, тем лучше. А что до рыбы, так я и видеть ее не могу!
Марк рассмеялся.
— А не повторить ли нам восхождение на Брандберг? — поинтересовался он. Основным увлечением Марка было собирание бушменских рисунков, что не мешало ему готовить превосходные блюда для своих друзей.
Брандберг — огромная гора между Валвис-бей и Берегом скелетов, на которой еще сохранились древние наскальные рисунки. На самом интересном была изображена рыжеволосая женщина, известная как «Белая леди Брандберга». Если не ошибаюсь, Марк одним из первых и обнаружил эти рисунки. Помимо коллекционирования рисунков бушменов, он обладал прямо-таки ливингстоновской страстью к исследованиям, и мы совершили с ним несколько путешествий то на «джипе», то пешком.
Я, разумеется, клюнул на его приманку. Если даже экскурсия не состоится, планировать ее уже интересно, все какое-то занятие.
— Согласен. А как насчет Ошикуку?
— Это что, где-то в Японии? — едва слышно донесся до меня внезапно исказившийся голос Марка: видимо, сильный порыв ветра из пустыни (во всяком случае, так мы всегда объясняли это явление) ударил по проводам.
— Севернее Этоши, посреди болот! — крикнул я.
— Черт бы ее побрал! — снова еле прозвучал ответ Марка. — Приезжай автобусом, который отправляется в двенадцать, и мы обсудим… — окончания фразы я не расслышал.
Брандберг и Колквихун высятся, как бастионы, среди первозданного хаоса скал, ущелий, каменистых и песчаных пустынь и высохших русел рек, где со времен основания мира редко ступала нога человека. Эту местность называют Каокофелдом, а побережье более зловещим именем — Берегом скелетов. Это территория, равная по площади Англии, но без рек, колодцев, озер и прудов. Она закрыта для человека,
