Вернувшаяся домой Серафима увидела, как дружная компания следует из кабинета в гостиную. Впереди на костылях прыгал Пирошников, за ним хромал Николаич, а сзади в коляске ехала Юлька, улыбаясь до ушей. Очень ей нравился вид кота с ограниченными возможностями.
– Да вы прямо инвалидная команда! – воскликнула Серафима.
Пирошников вдруг понял, что соскучился по семье, будь она хоть инвалидной командой. И теперь не уставал изобретать разные игры и развлечения, которыми все вместе занимались по вечерам. Телевизор как способ развлечения был исключен, им пользовались только для просмотра кинофильмов через DVD- плеер. Зато в большом ходу были всякие забавы, связанные со стихами и поэтами.
Пирошников, несмотря на свою любовь к поэзии, нисколько не благоговел перед поэтами-классиками, хотя любил многих из них искренно, а посмеивался над ними и тоже причислял к «инвалидной команде».
– Вот послушайте, послушайте! – говорил он внимавшим Серафиме, Юлии и Николаичу.
И начинал читать что-нибудь этакое, при этом прыгая по гостиной на костылях в ритме стихотворения:
Все эти звонкие удары литавр – «скал сень», «стрел звон», «гимн грянь» сопровождались подпрыгиваниями на костылях, что было достаточно сложно исполнить. Пирошников радовался.
– Слышите? У него шпоры звенят на ногах! Он скачет на лошади!
– Кто? – недоумевала Серафима.
– Да Мандельштам же! Осип Эмильевич!
И Пирошников, внезапно посерьезнев, рассказывал им, как его убивали. Рассказывал, будто был близким другом или приятелем, будто это касалось его лично. Да это и касалось его лично.
А на Новый год пришел Борис Леонидович со своими рождественскими стихами. За стеклянной стенкой, на крыше, вилась метель, горела огнями елка, пылал камин в гостиной, и Пирошников читал стихи, подражая автору, с какой-то жалобно-умиротворяющей интонацией:
Он никогда не мог читать без слез это стихотворение. И без всякого перехода начинал рассказывать о том, как Борис Леонидович нанимался вскапывать огород на даче в Переделкине советскому поэту Суркову, которого каждую весну вынимали из норы, чтобы определить, кому будет Сталинская премия.
Врал, конечно.
– Он тоже был с ограниченными возможностями? – спросила Юлька деловито.
– Кто? Пастернак? Он был с неограниченными возможностями! Только это еще хуже… Кстати, Джулия, ты бы почитала про свою любовь к Ромео четыреста лет назад. Это он перевел.
…Новый год прилетел и опустился на снежный город. Где-то на Петроградской в яслях из дуба лежал младенец из той же инвалидной команды с неограниченными возможностями. И прыгал на костылях вокруг праздничного стола, обнимая по очереди своих родных и котенка, в сущности, старик, которому в наступившем году исполнялось семьдесят лет.
21
Есть один период в году, когда время останавливается, все замирает в полусне, холод сковывает землю и струйки дыма застывают вертикально в морозном воздухе. Это первая неделя года – от новогодней ночи до Рождества.
Доедается и допивается все, что осталось с праздничного стола, ни о чем не хочется думать, тем более разглядывать подплывающую громаду года, который следует прожить, чтобы сделать еще один шаг в единственно возможном направлении.
У Пирошникова эта глыба непрожитого времени каким-то образом связывалась с массивом Плывуна, который, как ему казалось, тоже замер в глубине, погрузился в зимнюю спячку и ждет весны, когда весенние воды разбудят его и приведут в движение.
Но все оказалось не столь просто. Об этом рассказал экспериментатор Браткевич, посетивший Пирошникова как раз на Рождественской неделе.
– Идут непонятные процессы, – доложил он после того, как закончился обмен вежливыми приветствиями и вопросами о здоровье. – Датчики фиксируют повышение температуры массива. Он разжижается. Скорость погружения возросла втрое по сравнению с сентябрем.
– Почему же мы не замечаем?
– Ну, она все равно относительно невелика примерно два сантиметра в сутки.
– Но это же семь с лишним метров в год! – воскликнул Пирошников, произведя в уме быстрый подсчет.
