Увидев комиссию, они радушно замахали руками с жирными пальцами, галдя что-то по-своему и приглашая присоединиться.
– Ложки и вилки! Нужно есть ложками и вилками! – пыталась втолковать им Юлька.
Они кивали, смеялись.
– По-русски никто почти не говорит, – посетовал Геннадий.
– Договор с нами заключили? – спросил Пирошников.
– Нет. Субаренда, – сказал Геннадий.
– А кто владелец?
– Гусарский, помните? Директор филиала банка…
– Как же, как же… – сказал Пирошников.
Этажом выше тоже была гостиница, принадлежащая Гусарскому, только рангом повыше. Здесь проживали продавцы продуктовых и вещевых рынков, в основном, азербайджанцы, а также южные граждане России без определенных занятиий и безработные.
На обоих минусовых этажах был довольно омерзительный запах пота и нестиранной затхлой одежды.
Комиссия поспешила в лифт и оказалась в вестибюле первого этажа, где еще недавно жил нынешний хозяин дома господин Пирошников.
Он оглядел вестибюль и, заметив в будке вахтера Ларису Павловну, приподнял котелок и поклонился ей.
Вахтерша изобразила на лице благодарную улыбку и тоже отвесила поклон, прижав руку к груди.
Пирошников заметил какое-то шевеление в темном углу под лестницей, где недавно они обитали с Серафимой и где теперь остался лишь туалет с душем и умывальником. Подойдя ближе, он увидел некое подобие шатра или чума, сооруженного из старых одеял и ломаных стульев. Вход был занавешен махровым синим полотенцем. Пирошников осторожно постучал по торчащей из-под одеяла ножке стула, и из норы, отодвинув полотенце, высунулась женская голова, довольно привлекательная.
– Здравствуйте. Вы кто? – спросил Пирошников.
– Гуль, – сказала она.
– Это Гуля, – сказал Геннадий. – Она тут пока живет с детьми…
– У нее есть дети? – удивился Пирошников.
– Трое! – отозвалась со своего места Лариса Павловна. – Мал-мала меньше.
– Но это же… черт знает что! – возмутился Пирошников. – Почему ей не дали квартиру?
Гуля испуганно переводила взгляд с одного на другого, стараясь понять, о чем речь.
– Да нет у нее денег, – объяснил Геннадий. – Ей продукты еще приносят сородичи… А денег нет.
– Вот что, – повернулся к нему Пирошников. – Вызови двух своих парней, пускай перевезут Гулю с детьми на пятый и сдадут Серафиме. Я ей сейчас позвоню.
Геннадий молча кивнул и принялся набирать номер на мобильном телефоне.
Пирошников сделал то же самое и передал Серафиме, чтобы она приняла и разместила семью с тремя детьми.
– Мы сейчас тоже приедем, – добавил он.
Серафима не задала ни одного вопроса.
Через минуту появились два крепких охранника, однако Гуль стоило большого труда объяснить, чего от нее хотят. Она плакала и прикрывала своим телом вход в шатер, но потом наконец поняла и извлекла из норы детей. Это были две девочки трех и пяти лет и годовалый мальчишка. Вместе с охранниками и нищенским скарбом семья была препровождена в лифт.
– Благородный поступок… – прокомментировала Лариса Павловна.
Пирошников посмотрел на свою команду.
– Хорошего понемножку, – сказал он. – Закончим завтра.
22
Уже улегшись в постель вечером, Пирошников все рассказывал Серафиме о том, что он увидел в доме. Она терпеливо слушала, хотя знала и видела гораздо больше чем он, занимаясь здешними делами уже более месяца.
– Понимаешь, это уже совсем другой дом! – горячо говорил он. – Здесь другие люди и другие порядки.
– Ты даже не представляешь, насколько они другие, – улыбнулась она.
– Да, но что-то с этим надо делать!
– Но разве не ты сам устроил эти порядки?
– Отнюдь. Я хотел как лучше…
– А вышло, как всегда.
– Я дал людям возможность лучше жить и зарабатывать.
– Вот они и заработали. Продали свои бумажки. Довольно дорого, надо сказать.
– Но ты же этого не сделала.
– Во-первых, это были твои бумажки. А главное, у меня были другие планы.
– Какие?
– Ну ты же не дошел до нашего этажа. Вот придешь – и покажу.
Пирошников не смог признаться Серафиме в самом главном: в утрате мистической связи с домом, с управляющим процессами Плывуном, с полем тяготения, в конце концов. Ему было стыдно. Он с досадой вспоминал силлаботонические практики, все эти прыжки и ужимки доморощенного демиурга, шарлатана по большому счету, потому что при всей связи с Плывуном он ничего толком не мог с ним поделать, лишь надувал щеки, прикрывая блюзами и стихами собственное бессилие. А теперь даже эти фокусы стали недоступны. Дом отвернулся от него, холодная каменная громада повернулась лицом к другому.
Вот! Именно это и задело больше всего. Этот птенец, юноша бледный, лопочущий «сэнсей, сэнсей», вдруг оказался способен влиять. Не мог он этому научиться у Подземной Рады! Тогда у кого? Приходилось признать, что ни у кого он не учился, а просто обладал изначально таким же талантом, как и сам Пирошников. И все равно было обидно.
Однако следовало довести до конца осмотр дома. Прекращение полномочий демиурга не отменяло прав и обязанностей хозяина.
На этот раз он не взял с собой никого. Геннадию велел дожидаться его на втором этаже, до которого вчера так и не добрались, а Юльку оставил дома, дав ей задание написать стишок про «наш дом», основываясь на вчерашней инспекции.
Сам же с Серафимой спустился по лестнице на пятый этаж, который, согласно сертификату и договору с бизнес-центром, принадлежал господину Пирошникову. Собственно, это был договор с самим собой. Таким образом, Пирошникову принадлежала гораздо большая площадь в расчете на душу, чем другим домочадцам. Он успокаивал совесть тем, что свой этаж отдаст под общественные и культурные нужды.
С первых же шагов он понял, что Серафима лишь отчасти начала превращать этаж в «царство книги», у нее имелись и свои предпочтения.
Первым делом разрешился мучавший его вопрос – куда делся «Гелиос»? Он был тут как тут, более того, в салоне он обнаружил и Софью Михайловну, и старика Залмана. Будто ничего не изменилось, кроме площади, которая значительно увеличилась.
Посетителей же стало еще меньше, потому что жильцы снизу сюда вообще не заглядывали. Да и что было делать выходцам из Средней Азии и Кавказа в магазине русской поэзии?
Гуля с детьми заняла двухкомнатную квартиру с туалетом и ванной, где стояла самая простая, но новая мебель – четыре кровати, два шкафа, стол и стулья. Причем мебель была детская. Пирошников насчитал еще семь таких же квартирок по четыре койки в каждой, оборудованных тою же мебелью! А в отдельной
