— Я знаю о твоей семье, — сказала Ли. — И очень тебе сочувствую.
— Это произошло давно, — проговорил он.
— Но ты по-прежнему испытываешь боль утраты.
Люциан опять устремил взгляд на озеро.
— Да, я очень любил свою жену и детей. Но времени действительно прошло немало. Иногда я даже не могу вспомнить их лица, однако мне часто слышатся их голоса, смех моих девочек, и я хорошо помню, каково это — находиться среди любимых и любящих тебя людей.
— Но Лисианна, да и все остальные тоже любят тебя, — заверила Ли.
— Да, однако… — Люциан на секунду замялся, подбирая нужные слова. — Жан-Клод женился на Маргарет, у них появились дети, и все это время я хоть и был членом их семейства, но тем не менее каким-то посторонним.
— Вроде пятого колеса, — подсказала Ли. Она и сама нередко ощущала себя таким вот «пятым колесом», когда отмечала Рождество и другие праздники в семьях своих друзей.
Люциан согласно кивнул.
— А теперь дети стали практически взрослыми и один за другим обзаводятся собственными семьями.
Эти три слова — «стали практически взрослыми» — несколько ошарашили Ли. Она знала, что Люцерну, старшему сыну Маргарет, было более шестисот лет, а Лисианне — более двухсот. Сколько же им должно исполниться, чтобы в полной мере считаться взрослыми? Н-да… Уж если Лисианна, разменявшая третий век, недостаточно взрослая в его глазах, то как же тогда он воспринимает ее? Может, для него она вообще младенец?
Допив вино, Ли отошла от окна, поставила пустой бокал на стеклянный столик и направилась к ведущей наверх лестнице.
— Хочу искупаться, — сказала она. — Пойду посмотрю, нет ли здесь какого-нибудь купальника.
— Да зачем он нужен?.. Вокруг нет ни единой живой души, к тому же в такой темноте все равно ничего не видно.
В этих словах прозвучал явный вызов, и Ли, остановившись, обернулась. Однако Люциан уже успел отвернуться к окну. Она бросила взгляд в сторону озера — да, там, конечно, было темно, но не настолько, чтобы стать абсолютно невидимой. И уж он-то ее наверняка разглядит.
Пока она так стояла, Люциан тоже опустошил свой бокал, поставил его на тот же столик и, устремив на нее взор, принялся расстегивать рубашку. Некоторое время Ли зачарованно взирала, как пуговицы одна за другой выскальзывают из петель, затем, судорожно глотнув, снова двинулась вперед и шагнула на лестницу.
— Трусишка, — тихо бросил ей вслед Люциан.
Вновь остановившись, она опять обернулась, а он продолжил:
— Ты когда-нибудь купалась обнаженной при лунном свете?
Стянув расстегнутую рубашку, он бросил ее на диван. Ли скользнула взглядом по его рельефной груди и, невольно проведя языком по губам, отрицательно мотнула головой.
— Ты только представь: ласкающее прикосновение воды, поцелуи лунных лучей, мягкий, как постель, песок…
В сознании Ли сам по себе возник ярчайший образ, однако в нем не было ласкающих струй воды и лунных поцелуев — в нем присутствовал Люциан. Прикрыв глаза, она предалась созерцанию замелькавших перед мысленным взором картин. Дыхание стало частым и прерывистым, а тело наполнилось сладким томлением, реагируя как на его слова, так и на ее собственные фантазии. Когда же Ли подняла веки, Люциан уже стоял рядом, и поскольку она находилась на нижней ступеньке лестницы, их глаза оказались на одном уровне.
Их взгляды встретились, и Люциан, подняв руку, провел кончиками пальцев по ее шее.
— Я мог бы составить тебе компанию, — с хрипотцой в голосе произнес он.
Вопреки собственной воле, едва осознавая, что делает, Ли подалась вперед, и ее уста сами по себе разомкнулись. Руки Люциана в ту же секунду обхватили ее за талию, и их губы соприкоснулись. Во время тех грез под душем его поцелуй был горячим и глубоким — таким же он оказался и в реальности. Их языки встретились, и окружающий мир, покачнувшись, завертелся подобно карусели.
Губы Люциана имели привкус выпитого вина, и Ли застонала от наслаждения. Этот звук словно дал разрешение на дальнейшие действия, и Люциан, прервав затяжной поцелуй, скользнул губами по ее шее.
Затрепетав всем телом, она откинула голову назад и запустила пальцы ему в волосы, а он стал спускаться ниже, следуя вдоль выреза джемпера.
Затем Люциан потянул за ворот, и, опустив взгляд, она увидела, как розовый джемпер скользнул вниз, обнажив ее грудь. Она мысленно порадовалась, что на ней не было бюстгальтера, Люциан же тем временем без промедления овладел уже затвердевшим соском. Ли полагала, что она готова к этому, но тем не менее вздрогнула и еще сильнее вцепилась ему в волосы, тогда как горячие и влажные губы Люциана ласкали набухший пик, рассылая волны сладостного возбуждения по всему телу.
Он продолжал тянуть джемпер вниз, и когда ее руки оказались спеленатыми, она издала протестующий возглас. Оторвавшись от ее груди, Люциан поднял голову, чтобы снова слиться с ней в поцелуе, но стягивать джемпер не прекратил, и, получив наконец возможность освободить руки, она тотчас же провела ладонями по его грудной клетке, ощутив тепло бархатистой кожи. Он был таким большим, таким сильным…
Несколько отвлечься Ли заставило осознание того, что вслед за джемпером вниз поползли и ее брюки. За поцелуями и ласками он успел их незаметно расстегнуть, и теперь они в один миг оказались спущенными на бедра.
Ну и пусть… Люциан до такой степени разогрел ее кровь, что можно было подумать, будто она и в самом деле выпила тот «Сладкий экстаз».
При воспоминании о коктейле Ли напряглась. Она не выпила его, поскольку этому помешала Рейчел, но он достался Люциану!
Она была готова расплакаться. Выходит, его страсть и возбуждение являются лишь следствием того, что ему скормили «шпанскую мушку» для бессмертных?
Как видно, почувствовав в ней перемену, Люциан прервал поцелуй и, слегка отстранившись, заглянул ей в глаза.
— Что-то не так? — озабоченно вымолвил он, едва набрав в легкие достаточно воздуха.
Они оба учащенно дышали, точно собаки после долгого бега, оба были подобны натянутой тетиве, оба разгорячены страстью… С одной лишь разницей — ее возбуждение, ее страсть были натуральными.
Борясь с собой, Ли уткнулась лбом в плечо Люциана. Если бы он не находился под воздействием стимулятора, она бы в мгновение ока опрокинула его на пол и оседлала словно ковбой свою лошадь. Но как ни прискорбно, совесть, побеждающая желание, не позволяла этого сделать.
— Ли! — окликнул Люциан.
— Я… — Она замялась, не зная, как объяснить причину своего внезапного напряга. Если рассказать о поступке Томаса, он наверняка устроит племяннику выволочку, да и вообще она никогда не была ябедой.
Уловив за спиной Люциана какое-то движение, Ли бросила взгляд поверх его плеча: Джулиус теребил лапой одну из сумок, почувствовав, по-видимому, собачий корм. Прервавшись, пес с тихим поскуливанием посмотрел в их сторону, после чего продолжил терзать багаж.
— Кажется, Джулиус проголодался, — проговорила она.
И как только Люциан оглянулся, быстро подхватила сумку с собранной для нее одеждой и устремилась на второй этаж, на ходу подтягивая брюки свободной рукой. И лишь наверху лестницы она остановилась и сказала:
— Ты знаешь, у меня разболелась голова. Наверное, я прилягу.
