забавным акцентом', и щоада участвовать в обсуждениях рынка, первоначально не зная, насколько важным и влиятельным был Саулос в действительности. В один уикэнд, Саулос выражал в своих суждениях большое количество медвежьих аргументов, за которыми рассказчик не мог уследить. Он, очевидно, коротил рынок. Несколькими днями позже, рынок яростно поднялся, делая рекордные максимумы. Главный герой волнуясь о Саулосе, спросил его на их следующем теннисном матче, не пострадал ли тот. 'Мы сделали убийство сказал Саулос. 'Я передумал. Мы закрылись и сильно встали в длинную'.
Это та самая черта, которая несколькими годами позже, воздействовала на Розана отрицательно и почти стоила ему карьеры. Сорос дал Розану в конце 1980-ых 20 миллионов долларов на спекуляции (с большим количеством времени), что позволило ему учредить торговую компанию (меня почти втянули в это). Несколькими днями позже, когда Сорос посещал Париж, они обсуждали рынки за завтраком. Розан увидел, что Сорос отдаляется. Затем он полностью забрал деньги, не давая никаких объяснений. Что отличает реальных спекулянтов, подобных Соросу, от остальных, так это то, что их действия являются лишенными зависимости от пути. Они полностью свободны от своих прошлых действий. Каждый день - чистая страница.
Зависимость верований от пути
Существует простой тест, для определения зависимости верований от пути. Скажем, вы имеете картину, которую купили за 20,000$, и вследствие хороших условий на художественном рынке, она теперь стоит 40,000$. Если бы у вас не было никакой картины, приобрели бы вы ее по текущей цене? Если нет, тогда считается, что вы женаты на вашей позиции. Нет никакой рациональной причины держать картину, которую вы не стали бы покупать по ее текущей рыночной цене - только эмоциональная инвестиция. Много людей женятся на своих идеях на своем пути к могиле. Верования, считаются, зависимыми от пути, если последовательность идей такова, что первая, по времени появления, доминирует.
Есть основания полагать, что для целей эволюции, мы могли быть запрограммированы хранить лояльность к идеям, в которые мы вложили время. Подумайте о последствиях бытия хорошим трейдером вне рыночной деятельности и каждое утро в 8:00 решать, не разойтись ли с супругой (супругом) или лучше остаться с ним или с нею для лучшей эмоциональной инвестиции в другом месте. Или подумайте о политическом деятеле, который настолько рационален, что в течение кампании, он передумает по какому- либо опросу из-за свежего свидетельства и резко перетасует политические стороны. Это сделало бы рациональных инвесторов, которые оценивают сделки надлежащим способом, генетической причудой - возможно, редкой мутацией. Некоторые медицинские исследователи находят, что вполне рациональное поведение со стороны людей - признак дефективности, то есть психопатии. Может ли Сорос иметь генетический недостаток, который делает его рациональным, принимающим решения человеком?
Такая черта, как отсутствие привязанности к идеям, действительно, редка среди людей. Мы поступаем с идеями так же, как мы поступаем с детьми - мы поддерживаем тех, в кого мы много 'инвестировали' продовольствия и времени, до тех пор, пока они не способны размножать наши гены. Академик, который стал известен благодаря выражению определенного мнения, не собирается высказывать что-либо, что может, возможно, девальвировать его собственную прошлую работу и убить годы инвестиций. Люди, которые меняют стороны, становятся предателями, ренегатами или, худшими из всех, вероотступниками (те, кто отказывался от своей религии, были наказуемы смертью).
Существует другая история вероятности, отличная от той, которую я представил с Карнидом и Цицероном. Вероятность вступила в математику с теорией игры на деньги и осталась там, в качестве простого вычислительного устройства. Недавно, появилась целая отрасль 'измерителей риска',
специализирующаяся в применении вероятностных методов в оценке риска в социальных науках. Ясно, что шансы в играх, где правила ясно и явно определены, могут быть вычислены и риски, следовательно, могут быть измерены. Но не в реальном мире Поскольку мать-природа не обеспечила нас ясными правилами. Игра - не колода карт (мы даже не знаем, сколько там цветов). Но так или иначе, люди 'измеряют' риски, особенно если им за это платят. Я уже обсуждал Юмовскую проблему индукции и появление черных лебедей. Здесь я представляю нарушителей науки.
Вспомните, что я вел войну против шарлатанства некоторых видных финансовых экономистов в течение долгого времени. Смысл в следующем. Некий Гарри Марковиц получил кое-что, называемое Нобелевской премией по экономике, (которая, в действительности, даже не Нобелевская премия, поскольку она предоставляется Шведским центральным банком в честь Альфреда Нобеля, что никогда не было желанием этого известного человека). В чем достижения Марковича? В создании сложного метода вычисления будущего риска, если вы знаете будущую неопределенность, другими словами, если рынки ясно определили правила - что явно является не нашим случаем. Когда я объяснил идею шоферу такси, тот смеялся над фактом, что кто-то думал, будто есть какой-либо научный метод понимать рынки и предсказывать их атрибуты. Так или иначе, когда кто-то вовлекается в финансовую экономику, вследствие культуры этой отрасли, он с большой вероятностью забывает эти базовые факты.
Непосредственным результатом теории доктора Марковича был почти полный крах финансовой системы летом 1998 (как мы видели в главах 1 и 5), вызванный фондом 'ЬТСМ', Гринвич, штат Коннектикут, которым руководили двое коллег доктора Марковича, тоже Нобелевские лауреаты. Это - доктора Роберт Мертон (тот самый из главы 3) и Майрон Шоулз. Так или иначе, они верили, что могут научно 'измерять' свои риски. Они не делали абсолютно никакого допущения в истории с ЬТСМ для существования возможного не понимания ими рынков или неправильности их методов. Это не было гипотезой, которую надо было рассматривать. Так получилось, что я специализируюсь на получении прибыли от черных лебедей и поломок системы, и делаю ставки против финансовых экономистов. Внезапно, я начал получать некоторое раздражающе подлизывающееся отношение, наряду с платежными чеками от рынка. Доктора Мертон и Шоулз помогли разместить вашего скромного автора на карте и вызвать рождение скромной фирмы, охотницы за кризисами - Етртса -поскольку капитал начал перетекать к людям, которые делали точную противоположность тому, что делали они.
Можно было бы думать, что когда ученые делают ошибку, они развивают новую науку, которая включает то, что было извлечено из этого. Когда академики 'взрывают' торговлю, можно было бы ожидать, что они объединят такую информацию в своих теориях и сделают некоторое героическое заявление в том смысле, что они были неправы, но что теперь они кое-что узнали о реальном мире. Ничего подобного. Вместо этого они жалуются на поведение своих коллег на рынке, которые атаковали их подобно стервятникам, таким образом, ускоряя их крушение. Принятие того, что случилось, очевидно, храбрый поступок и лишило бы силы те идеи, которые они развивали в течение всей академической карьеры. Все руководители, занятые в обсуждении событий, приняли участие в маскараде науки приведением специфичных для этого случая объяснений и перекладыванием вины на редкое событие (проблема индукции: как они узнали, что это было редкое событие?). Они тратили свою энергию на свою защиту, а не попытались сделать доллар на том, что они узнали. Снова сравните их с Соросом, который ходит вокруг, сообщая всем, кто имеет терпение его выслушать, что он склонен к ошибкам. Мой полученный от Сороса урок - каждая встреча в моем торговом бутике должна начинаться с убеждения каждого в том, что мы являемся кучкой идиотов, которые не знают ничего и склонны к ошибкам, но иногда наделены редкой привилегией осознавать это.
Я заканчиваю следующим печальным замечанием об ученых в гуманитарных науках. Люди путают науку и ученых. Наука -величественна, но индивидуальные ученые опасны. Они - люди и испорчены людскими предубеждениями и пристрастиями. Возможно даже больше. Большинство ученых сильно мотивированы своим разумом, иначе они не имели бы столько терпения и энергии, чтобы выполнять Геркулесовы задания, которые стоят перед ними, например, проводить по 18 часов в день, совершенствуя свою докторскую диссертацию.
Ученый может быть вынужден действовать подобно дешевому адвокату скорее, чем чистый искатель истины. Докторская диссертация 'защищена' соискателем. Это была бы редкая ситуация, когда соискатель изменит свое мнение о предмете, после того, как ему предоставят убедительный аргумент. Но наука лучше, чем ученые. Сказано, что наука развивается от похорон до похорон. После краха LTCM, появится новый финансовый экономист, который объединит такое знание в своей науке. Он будет отвергнут старшими, но опять, они будут намного ближе к дате своих похорон, чем он.
