19. ВСЁ ВСЁ!
1.
Всё всё! Рычаг сухих миров.
Морская твердь – эпоха льдов.
Масла – во всем. Обломок лавы.
Город весны. И поворот
Цветка к земле, и колесо
Огня – вращенье городов.
Но как же, как же плоть моя?
Пустая пашня – бурой тенью.
Соски морей. Желёз явленье.
Всё, всё и всё. И плоть – в движенье,
Грех. Костный мозг. Возникновенье.
Вся плоть – рычаг сухих миров.
2.
Не бойся мира в час труда.
Не бойся сердца в клетке ребер
Стальных. Не бойся никогда
Химической и ровной крови,
Миров размалывающих и
Тяжелых топотов машинных,
Курка. Серпа... Тех искр старинных,
Что кремень сыплет в миг любви.
С ослиной челюстью Самсон.
Грех плоти знай! Запоры клеток
И серпоглазый ворон. Он
Тут заперт до скончанья света.
Рычаг всех рычагов. И это –
Торопит звуки граммофон.
Лицо любовника послушно,
А искры кремня сыплют стон.
3.
Всё, всё и всё. Миры мертвы.
И призрак с призраком сольется.
Тот, кто грядущим заражен,
Получит по пути из лона
Начала формы. А пока –
До первой капли молока –
Удар металла по живой
Моей ж плоти через шкуру.
На смертном круге квадратура
Миров, взорвавшихся травой.
Цвети, взаимопроникновенье
Людское! Спаренный бутон.
Свет из зенита вспламенен
Виденьем плоти. Продвиженье
Безвестных масел моря – ввысь.
В мирах любви огни сплелись.
Всё, всё и всё – одно цветенье.
ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ СТИХОТВОРЕНИЙ (1936)
20. Я ВИЖУ СВОЙ ОБРАЗ
1.
Я вижу свой образ на двух уровнях сразу, словно верхом на себе. Выкованный
из человечьей плоти поэт, бесстыдный, юный, латунный,
Заталкиваю свой призрак в свинец типографских литер,
Весы этого двухчашного мира – создатель – сам же свое творенье.
Призрак моей половины в латах держится за беззащитную половину
И упирается, хватаясь за стены коридора, ведущего к смерти.
Судьба из луковки стрелкой выталкивает весну.
Пеструю, как веретено: это время болевых усилий
В мире пробивающихся лепестков,
А пряжа ее – и соки и кровь, и пузырьки и хвоинки…
Все это от корней, кормящих сосну, человека вздымает как гору,
Выращивает его из почти ничего – из недр голых.
Такова судьба призрака – сначала чудеса разбрызганы,
Картина картин – это мой выкованный пером фантом,
Прорастает сквозь голубые колокольчики и медные колокола
Человек, эфемерный, словно листва,
и бронзовый, словно бессмертие,
Смешивая зыбкую розу строк с ритмом мужского движенья.
Я создаю двойственное чудо стиха и себя.
Это начало взрослости (за которой неминуема гибель),
Башня – это судьба, на которую надо влезть, но она без опоры.
Пока стоит, но карабкаться надо выше и выше.
Самая естественная смерть – карабкаться без остановки,
