Не уходи безропотно во тьму,
Хоть добрый видит: не сберечь ему
Живую зелень юности своей,
Не дай погаснуть свету своему.
А ты, хватавший солнце налету,
Воспевший свет, узнай к закату дней,
Что не уйдешь безропотно во тьму!
Суровый видит: смерть идет к нему
Метеоритным отсветом огней,
Не дай погаснуть свету своему!
Отец, с высот проклятий и скорбей
Благослови всей яростью твоей –
Не уходи безропотно во тьму!
Не дай погаснуть свету своему!
90. ЛАМЕНТАЦИИ
Когда ветреным я был пацаном
И в церковном стаде черной овцой
В соблазнительный крыжовник, в кусты
Забирался я и жадно смотрел,
И краснел, когда к земле наклонясь
И выпячивая круглые зады,
Деревенские девки сбивали
Деревянными шарами кегли:
Я любую пожирал глазами,
Я влюблялся в округлость… Хоть луны,
И легко был готов молодуху
Бросить тут же в кустах – пускай ревет!
Когда был я порывистым и грубым,
Черной бестией меж набожных жуков
А совсем уж не ветреным мальчишкой,
Но еще на мужика не похож,
Я всю ночь свистал, всех пьянчуг пьяней –
И рождались в канавах от меня черт-те кто
У каких-то бессчетных неведомых баб,
А кровати, раскаленные как сковородки,
Аж на весь городок мне скрипели –
«Ну, быстрей! Ну, быстрей, еще быстрей!»,
Я по клеверам разных одеял
Ненасытным жеребчиком скакал
В гуще угольно-черных ночей…
Когда стал я настоящим мужиком, –
И к тому же крепким, как бренди, –
91. НА БЕЛОЙ ГИГАНТСКОЙ ЛЯЖКЕ
Склон меловой теряется в кустарнике, заболоченном, диком,
Несколько рек встречаются, отталкивая волны прилива,
Кроншнепы перекликаются через речки печальным криком,
Несколько рек сливаются в полноводном горле залива.
По белой гигантской ляжке пологой горы меловой
Среди длинных, темных камней –
этих женщин мертвых, давно бесплодных,
Я ночью бреду под луной, под только что зачавшей луной,
А женщины-камни все еще тоскуют о любви и о родах.
Их имена давно дождями с могильных камней смыло,
Но не ветер звучит над заливом – а этих женщин молитва:
Молитва о том, чтобы семя живое их освятило:
Ведь дано же сливаться рекам в полноводном горле залива!
Одинокие эти бабы
в ночной вечности изгибаются, словно обняв мужчин, и
В криках кроншнепов слышится их томленье о незачатых
Сыновьях,
и сочувствует им эта низкая ласковая гора, вся в морщинах,
Которая гусинокожей зимой тоже ведь любила когда-то.
Давно заледенели тропы, по которым этим бабам ходилось,
В ДЕРЕВЕНСКОМ НЕБЕ и ЭЛЕГИЯ (1953)
92. В ДЕРЕВЕНСКОМ НЕБЕ
Когда он явлен в деревенском небе
(Об этом знает сердце!),
Когда он перекрестит грудь востока,
Хвалу услышав,
Миров Создатель, он по-сельски скромен
И горько плачет
На гребнях гор недальних – и в последнем
Прибежище зверей и птиц веселых,
В святой долине,
Где все, что создано еще поет, хотя уже давно мертво!
И ангелы, как пестрые фазаны,
Под лиственными сводами собора
