— По его щекам текли слезы. Это было первое, что я заметила. Когда он подошел ближе, я обратила внимание, что его левый глаз распух, а на лице царапины.
— Вы ему что-нибудь сказали?
— Я опустилась на колени и взяла его за руки. Стала спрашивать, все ли с ним в порядке, но в этот момент отец начал кричать, что ему пора, наконец, вырасти и вести себя, как подобает мужчине.
— Что вы сделали потом?
— Я попыталась обнять мальчика и успокоить его. Но он отступил назад и вытер слезы тыльной стороной ладони. Тогда я встала и хотела подойти поближе, чтобы рассмотреть его глаз. «Что с тобой случилось?» — спросила я.
Пэйдж Воллис объяснила, что Даллес вернулся на свое место и на вопрос ответил его отец.
— «Он вел себя неправильно, — сказал Эндрю. — Но теперь он исправит свою ошибку. Верно, Даллес?».
Потом она описала, как Эндрю поставил два стула перед мальчиком и приказал Пэйдж сесть на один из них.
— И вы сели?
— Да.
— Вы не пытались уйти?
— Нет. В то время — нет. Я не думала, что…
— Протестую, — сказал Робелон.
— Протест принят. Не надо говорить, о чем вы думали, расскажите, что вы сделали, — напомнил Моффет свидетельнице.
— Да, Ваша Честь. — Она повернулась к присяжным. — Эндрю начал вести себя так, словно разговаривал с солдатом. Он заставил мальчика стоять навытяжку и отвечать на вопросы.
— Вы помните, о чем он спрашивал?
— Я запомнила первый вопрос. «Сыновья льва, — сказал Эндрю. — Расскажи, как их звали». Даллес стал отвечать. Он назвал Ганнибала и трех его братьев — у них были странные имена, Гасдрубал и Магон, точно не помню. Судя по всему, он ответил правильно. Потом Эндрю приказал ему перечислить все битвы, выигранные каким-то Аэцием, кажется, одним из римских полководцев. Даллес снова дал правильный ответ. Он знал все места и даты.
По словам Пэйдж, это был целый экзамен по военной истории. Наверно, Майк Чэпмен сдал бы его без труда, но десятилетнему мальчику пришлось усваивать материал за несколько месяцев, проведенных с отцом-шизофреником.
Пэйдж вспомнила еще пять или шесть вопросов, и пояснила, что на самом деле их было гораздо больше. Переходя к более трудной части показаний, она заметно напряглась.
— Дальше Эндрю начал забрасывать мальчика вопросами о Бенедикте Арнольде.[8] «Смерть предателям, — повторял он. — Ты ведь знаешь, что случается с предателями, сынок?» Даллес рассказал о предательстве в Вест-Пойнте и квебекской кампании, но потом Эндрю заговорил о битве за остров Валкур, и ребенок буквально оцепенел.
— Что сделал Эндрю?
— Он указал на дверцу шкафа. «Пистолет, Даллес. Не заставляй меня доставать пистолет».
Пэйдж Воллис сказала, что после этой угрозы Даллес задрожал всем телом. Она вскочила со стула и, схватив мальчика за руку, попросила Эндрю остановиться и отпустить ребенка с ней.
— Вы пытались выйти из квартиры?
— Протестую.
— Протест отклонен. Это важный момент. Продолжайте, мисс Воллис.
— Конечно, пыталась. Я сказала Эндрю, что ухожу и забираю с собой Даллеса. Он встал в дверях и заявил, что ребенок никуда не уйдет. Потом добавил, что, если я обращусь в полицию, найдутся люди, которые обо мне позаботятся. Это его точные слова. Я обещала, что не пойду в полицию, а просто покажу ребенка доктору. За себя я не боялась, меня беспокоил только бедный малыш.
— Эндрю Триппинг отступил от двери?
— Нет. Он положил руку на плечо сына и спросил, помнит ли он про пистолет. «Смерть предателям, — повторил он. — Бенедикт Арнольд был настоящей мразью».
Пэйдж Воллис опустила голову.
— Потом он отошел от двери.
— Вы ее открыли?
— Нет, мисс Купер. Тогда — нет.
Логичней всего было бы спросить ее, почему, но закон не всегда логичен. Свидетелю полагается говорить не о мыслях и чувствах, а о том, что он видел или делал сам.
— Что произошло потом?
— Даллес вырвался от меня и побежал к своему стулу. Отец пошел за ним.
— Что вы сделали?
— Я осталась. Я не хотела бросать ребенка в таких обстоятельствах.
Это был один из самых трудных моментов, который следовало объяснить присяжным. Я могла доказать, что поведение Триппинга представляло опасность для сына, но не более того. В тот вечер шестого марта у Пэйдж Воллис была возможность избежать насилия. Она не утверждала, что Даллеса Триппинга кто-то избивал, и не знала, откуда у него появились синяки. Эндрю упоминал о пистолете, но никто не угрожал ей оружием, и она не видела его сама.
— Протестую, — сказал Питер Робелон. — Требую вычеркнуть последнюю фразу из протокола.
— Протест принят, — ответил Моффет, постучав молоточком по перилам. Он поручил стенографистке вычеркнуть слова о том, что Пэйдж не хотела оставлять Даллеса в таких обстоятельствах.
Однако присяжные уже слышали эту фразу, и никто не мог вычеркнуть ее у них из памяти.
— Что обвиняемый сделал дальше?
— Он достал что-то из кармана. Какую-то маленькую вещицу. Сначала я не поняла, что это такое. Даллес начал плакать. «Пожалуйста, не надо», — повторял он снова и снова.
— Вам удалось разглядеть этот предмет?
— Щипцы. Маленькие металлические щипцы. Он откинул мальчику голову и вставил щипцы ему в ноздри.
Присяжная под номером четыре обмякла и закрыла глаза. Обморок, подумала я. Вполне естественная реакция. Номер восьмой перегнулся через перила и, похоже, смаковал детали. Наверно, слишком часто смотрит телевизор.
— Что вы сделали?
— Я попыталась его остановить. Но не смогла. Щипцы уже были в носу мальчика, и я испугалась, что, схватив Эндрю за руку, причиню еще больше вреда. Через несколько секунд он вытащил из ноздрей ребенка окровавленную вату.
— Вы говорили с ним об этом?
— Да. Эндрю сказал, что вставил Даллесу тампоны перед тем, как идти на ужин, чтобы остановить кровотечение из носа. Мне показалось, что эта процедура причинила мальчику большую боль, чем сама травма.
— Протестую, Ваша Честь.
— Протест принят.
Присяжные слушали очень внимательно, некоторые время от времени поглядывали на обвиняемого, чтобы видеть, как Эндрю Триппинг реагирует на показания Пэйдж Воллис. Мне отчаянно хотелось, чтобы свидетелем выступил сам Даллес. Без него у нас был всего лишь слабый намек на то, что отец каждый день проделывал с сыном.
Драматический рассказ оборвал перерыв на обед. Ни мне, ни Пэйдж есть не хотелось. Она с трудом проглотила сэндвич, а я поковыряла вилкой салат, чувствуя, что это начало стресса, который обычно развивался у меня во время слушаний и выражался в отсутствии аппетита и жутких головных болях, нараставших с каждым днем.
Вернувшись в зал суда, Пэйдж рассказала, чем закончился этот вечер. В какой-то момент, уже после
