— Мне кажется, я видела воина Теней за деревом! — пискнула она.
У Синегривки оборвалось сердце.
— Где?
— Это же игра! — засмеялась Тучка. — Я видела понарошку.
Вздохнув, Синегривка схватила ее за загривок и перенесла через первую груду камней. Оставив малышку на вершине, она вернулась за Камушком.
Когда Синегривка пришла за последним котенком, она уже еле дышала. Мошку она перенесла после всех, потому что он был самым маленьким. Малыш не вырывался, когда Синегривка схватила его, но все равно показался ей тяжелее камня.
— У меня загривок болит, — пожаловался Камушек. — Я и сам могу подняться, не надо меня таскать!
— У нас нет времени, — пробормотала Синегривка, посмотрев на поднимающуюся все выше луну.
«Желудь уже должен быть у камней».
Камушек, словно завороженный, смотрел на лес, где деревья в лунном свете отбрасывали длинные черные тени.
— Я пойду первым! — обогнав брата с сестрой, он зашагал по тропинке. — Эй, догоняйте!
Синегривка подтолкнула вперед Тучку и Мошку. Даже под деревьями снега намело столько, что каждый шаг давался с трудом, и котята тонули в сугробах, поэтому Синегривке все время приходилось их вытаскивать. Хорошо еще, что Камушек старался идти сам!
Малыш обернулся через плечо на мать.
— А что, лес бесконечный?
Когда Синегривка была совсем маленькой, ей тоже так казалось. Она покачала головой и ответила:
— Нет, малыш. Но у Грозового племени очень большая территория. Она кормит всех нас и дает нам силы.
— Что-то не очень она нас кормит, — проворчал Мошка.
— Увидишь, сколько тут будет дичи в Зеленые деревья! — сказала Синегривка и осеклась.
«Они никогда не увидят этот лес в пору зелени и цветения. Они будут Речными котами».
Внезапно ей захотелось, чтобы они больше узнали о своем родном племени, о том, что значит быть лесным котом.
— Тут живут белки, птицы и мыши. Отличная добыча для умелого охотника!
Камушек плюхнулся на заснеженную землю.
— Рыжелап уже показал мне охотничью стойку! — завопил он.
— Прекрасно, милый, — прошептала Синегривка, почувствовав прилив гордости за своего малыша. Он стоял совершенно неподвижно, задрав хвостик, припав на задние лапки и держа животик над снегом. Он был прирожденным охотником!
— Попробуйте и вы, — сказала она Тучке и Мошке. Пусть у них останутся воспоминания о Грозовом племени.
Котята неловко присели.
— Снег холодный, — заныла Тучка.
«Что я делаю? Зачем?» — тоскливо подумала Синегривка.
В лесу стоял холод. Нужно быстрее идти вперед. Синегривка решительно стряхнула снег с усов.
— Идем, — подбодрила она малышей. — Потренируемся в другой раз.
Они были уже на полпути к Нагретым камням, когда котята начали уставать. Тучка дрожала, а глаза Мошки подернулись пеленой усталости.
— Пойдем домой, мама, — захныкал он. — Тут холодно, и я устал.
— Мы должны идти, — решительно ответила она, вытаскивая Камушка из сугроба. Его шерсть была облеплена сосульками и отяжелела, словно каменная.
— Я больше не хочу играть в эту игру, — расплакался Мошка.
Камушек не стал переубеждать его. Он просто присел рядом с братом и прижался к нему боком. Он так сильно дрожал, что Синегривка слышала, как клацают его зубы. Синегривка остановилась, растерянно глядя на детей. Она словно впервые увидела, какие они крохотные по сравнению с огромными деревьями, какая редкая у них шерстка. Они не могут согреться на холоде. Им нужно лежать в теплой детской под животом у матери, а не брести через заснеженный лес, куда не всякий опытный воитель решится выйти в такую погоду.
— Осталось совсем немного, — беспомощно прошептала она.
Камушек серьезно посмотрел на нее.
— Я не чувствую лапок, — сказал он. — Как я могу идти, если не знаю, где мои лапы?
Мошка и Тучка не сказали ни слова. Они только жались друг к другу и дрожали.
Но Синегривка должна была довести их до Нагретых Камней! Ведь от этого зависела судьба Грозового племени!
Сова закричала над лесом. Содрогнувшись, Синегривка посмотрела на вершины деревьев и прижала к себе котят. Ее детки в любой момент могли стать легкой добычей для хищной птицы.
— Я кое-что придумала, — объявила Синегривка. Яростно работая онемевшими от холода лапами, она выкопала ямку под ближайшими папоротниками.
— Залезайте внутрь, — позвала она.
Котята кое-как забрались в ямку и прижались друг к другу, сбившись в маленький, дрожащий комочек. По крайней мере, здесь они были защищены от ветра.
— Я сейчас вернусь! — крикнула Синегривка, отбегая к следующему дереву. Здесь она поспешно вырыла еще одну ямку и, закончив, помчалась обратно к котятам.
— Где ты была? — захныкала Тучка.
Мошка жалобно смотрел на нее круглыми от страха глазами.
— Мы думали, ты не вернешься!
Синегривке показалось, что сердце у нее сейчас разорвется от боли.
— Милые мои, любимые, — сбивчиво забормотала она. — Как же я могу не вернуться? Мама всегда возвращается к своим котяткам.
Слова застыли у нее в горле. Как она могла сказать им такое?
«Прости меня, Звездное племя!»
Она по одному перенесла котят в новую ямку и бросилась рыть следующую.
Так, шаг за шагом, ямка за ямкой, они двигались к Нагретым Камням. С каждым разом котята все меньше жаловались и плакали, все слабее брыкались и вырывались, так что когда Синегривка переносила их в последнюю ямку, они безжизненно висели у нее в пасти, словно палые листья.
— Давай пойдем домой, — еле слышно проскулил Камушек.
— Сначала мы должны кое с кем встретиться, — с напускной бодростью воскликнула Синегривка.
— С кем? — равнодушно спросила Тучка, словно ей было уже все равно, что будет дальше.
Синегривка посмотрела сквозь деревья на Нагретые камни. Желудя не было видно.
— Давайте отдохнем немножко, — предложила она и, протиснувшись в ямку, обвилась вокруг своих замерзших котят.
Они были холодные, как лед, их редкая шерстка похрустывала от инея.
— Когда мы пойдем домой? — слабенько прошептал Мошка.
— Поспи немного, малыш, — ответила Синегривка.
Мошка устало закрыл глаза. Тучка прижалась к нему.
— Это было хорошее приключение, — зевнул Камушек, зарываясь носом в лапы. — Мы выиграли?
Синегривка склонилась над ним и положила подбородок ему на затылок.
— Конечно, малыш. Вы выиграли. Обхватив детей хвостом, она крепко-крепко прижала их к своему животу. Они слишком устали, чтобы есть. Впрочем, у нее вряд ли осталась хоть капля молока.
«Я всегда буду вас любить, мои милые. Спасибо за этот месяц, который вы подарили мне», — горячо
