Майор с видимой тревогой следил за чтением этой приписки.
– Так, – сказал граф.
– Он сказал мне, – пробормотал приезжий из Лукки. – Так что… граф… – продолжал он.
– Так что? – спросил Монте-Кристо.
– Так что приписка…
– Что приписка?..
– Принята вами так же благосклонно, как и все письмо?
– Разумеется. У нас свои счеты с аббатом Бузони; я в точности не помню, должен ли я ему именно сорок восемь тысяч ливров, но несколько лишних ассигнаций в ту или другую сторону нас не обеспокоят. А что, вы придавали большое значение этой приписке, дорогой господин Кавальканти?
– Должен вам признаться, – отвечал приезжий из Лукки, – что, вполне доверяя подписи аббата Бузони, я не запасся другими деньгами; так что, если бы мои надежды на эту сумму не оправдались, я оказался бы в Париже в очень затруднительном положении.
– Полно, разве такой человек, как вы, может где-либо попасть в затруднительное положение? – сказал Монте-Кристо.
– Но если никого не знаешь… – заметил приезжий из Лукки.
– Зато вас все знают.
– Да, меня знают, так что…
– Я вас слушаю, дорогой господин Кавальканти.
– Так что вы вручите мне эти сорок восемь тысяч ливров?
– По первому вашему требованию.
Майор вытаращил глаза от изумления.
– Да присядьте же, пожалуйста, – сказал Монте-Кристо, – право, я не знаю, что со мной… Я держу вас на ногах уже четверть часа.
– Помилуйте!
Майор придвинул кресло и сел.
– Разрешите что-нибудь предложить вам, – сказал граф, – рюмку хереса, портвейна, аликанте?
– Аликанте, если позволите; это мое любимое вино.
– У меня найдется отличное. И кусочек бисквита, не правда ли?
– И кусочек бисквита, раз уж вы настаиваете.
Монте-Кристо позвонил. Явился Батистен.
Граф подошел к нему.
– Ну что?.. – тихо спросил он.
– Молодой человек уже здесь, – ответил так же тихо камердинер.
– Отлично; куда вы его провели?
– В голубую гостиную, как велели ваше сиятельство.
– Превосходно. Подайте бутылку аликанте и бисквиты.
Батистен вышел.
– Право, сударь, – заметил приезжий из Лукки, – я очень смущен, что доставляю вам столько хлопот.
– Ну что вы! – сказал Монте-Кристо.
Батистен вернулся, неся вино, рюмки и бисквиты.
Граф наполнил одну рюмку, а в другую налил только несколько капель того жидкого рубина, который заключала в себе бутылка, вся покрытая паутиной и прочими признаками, красноречивее свидетельствующими о возрасте вина, чем морщины о годах человека.
Майор не ошибся в выборе: он взял полную рюмку и бисквит.
Граф приказал Батистену поставить поднос рядом с гостем, который сначала едва пригубил вино, потом сделал одобрительную гримасу и осторожно обмакнул в рюмку бисквит.
– Итак, сударь, – сказал Монте-Кристо, – вы жили в Лукке, были богатым человеком, благородного происхождения, пользовались всеобщим уважением, у вас было все, чтобы быть счастливым?
– Все, ваше сиятельство, – отвечал майор, поглощая бисквит, – решительно все.
– И для полного счастья вам недоставало только одного?
– Только одного, – ответил приезжий из Лукки.
– Найти вашего сына?
– Ах, – сказал почтенный майор, беря второй бисквит, – этого мне очень не хватало.
Он поднял глаза к небу и сделал попытку вздохнуть.
– Теперь скажите, дорогой господин Кавальканти, – сказал Монте-Кристо, – что это за сын, о котором вы так тоскуете? Ведь мне говорили, что вы холостяк.
– Все это думали, – отвечал майор, – и я сам…
– Да, – продолжал Монте-Кристо, – и вы сами не опровергали этого слуха. Грех юности, который вы хотели скрыть.
Приезжий из Лукки выпрямился в своем кресле, принял самый спокойный и почтенный вид и при этом скромно опустил глаза – не то для того, чтобы чувствовать себя увереннее, не то, чтобы помочь своему воображению; в то же время он исподлобья поглядывал на графа, чья застывшая на губах улыбка свидетельствовала все о том же доброжелательном любопытстве.
– Да, сударь, – сказал он, – я хотел скрыть эту ошибку.
– Не ради себя, – сказал Монте-Кристо, – мужчинам это не ставится в вину.
– Нет, разумеется, не ради себя, – сказал майор, с улыбкой качая головой.
– Но ради его матери, – сказал граф.
– Ради его матери! – воскликнул приезжий из Лукки, принимаясь за третий бисквит. – Ради его бедной матери!
– Да пейте же, пожалуйста, дорогой господин Кавальканти, – сказал Монте-Кристо, наливая гостю вторую рюмку аликанте. – Волнение душит вас.
– Ради его бедной матери! – прошептал приезжий из Лукки, пытаясь силой воли воздействовать на слезную железу, дабы увлажнить глаза притворной слезой.
– Она принадлежала, насколько я помню, к одному из знатнейших семейств в Италии?
– Патрицианка из Фьезоле, граф!
– И ее звали?..
– Вы желаете знать ее имя?
– Бог мой, – сказал Монте-Кристо, – можете не говорить; оно мне известно.
– Вашему сиятельству известно все, – сказал с поклоном приезжий из Лукки.
– Олива Корсинари, не правда ли?
– Олива Корсинари!
– Маркиза?
– Маркиза!
– И, несмотря на противодействие семьи, вам в конце концов удалось жениться на ней?
– В конце концов удалось.
– И вы привезли с собой все необходимые документы? – продолжал Монте-Кристо.
– Какие документы? – спросил приезжий из Лукки.
– Да ваше брачное свидетельство и метрику сына.
– Метрику сына?
– Метрику Андреа Кавальканти, вашего сына; разве его зовут не Андреа?
– Кажется, да, – сказал приезжий из Лукки.
– То есть как это кажется?
– Видите, я не смею этого утверждать, он так давно исчез.
– Вы правы, – сказал Монте-Кристо. – Но документы у вас с собой?
– Граф, я должен вам с прискорбием заявить, что, не будучи предупрежден о необходимости запастись этими документами, я не позаботился взять их с собою.
– Черт возьми! – сказал Монте-Кристо.
