— Это на Загородном, кажется? — спросил Монах, «не замечая» удивления Гренадёра. — Прекрасно. Тебе пятнадцати минут хватит? Действуй.
Ровно через четверть часа Кушнарёв спустился вниз, к ожидавшему у входа лимузину. Сзади, с уже включённым двигателем, стояла машина охраны.
«Вот и ещё год промелькнул, — подумал он, глядя в затемнённое стекло на мелькающие огни празднично украшенного и рассвеченного города. — Сколько их ещё осталось, этих замечательных новогодних праздников?»
Монах откинулся на спинку сиденья и снова вспомнил — в который раз! — об арифметических вычислениях на калькуляторе в день своего шестидесятилетия…
Отмечалось оно торжественно, но строго. Он бы с удовольствием вообще затихарил эту «похоронную репетицию», но — увы! Как там когда-то пела Пугачёва: «Всё могут короли… Но что ни говори…». Правильно пела. Тот самый случай. Особенно, если учесть, что полувековой юбилей вовсе не удалось отпраздновать — он тогда вынужден был ненадолго уйти на дно и отсидеться в тиши. Зато пятидесятипятилетие отмечал аж в Париже, у «Максима». Сбылась юношеская мечта идиота. Так что теперь можно было отдать дань условностям.
Вопроса, где проводить мероприятие, не стояло. Переполовинив предложенный ему список и прикинув количество приглашённых (не больше сорока), он, естественно, остановил выбор на «Астории».
Тамадой вызвался быть специально прилетевший из Москвы многолетний друг Тамаз Суладзе, с которым они когда-то топтали зону.
Он попросил его особо не затягивать «торжественную часть». Однако грузин есть грузин.
— Ты, конечно, можешь, дарагой, висказать свои пожелания, — заявил Тамаз, — и даже в пысменной форме, да? Но нэ мэшай мнэ работать!
— Работать? Ты о чём, Тамазик?
— Нэ прыдэрайся к словам, слушай…
Он не стал настаивать. В конце концов, уж коли не смог избежать всей этой беды, один раз можно и потерпеть. Тем паче — он окинул взглядом присутствующих — ещё неизвестно, сколько из этих, значительно более молодых, чем он, «друзей и партнёров» дотянет до следующего его юбилея. И вдруг — впервые! — поймал себя на мысли о том, что очередной, семидесятилетний юбилей ему самому вовсе не гарантирован. Поэтому, уже по пути домой, прямо в машине, достав мобильник, произвёл не совсем обычные вычисления на калькуляторе.
Вначале подсчитал общее количество прожитых дней. Получилась абсолютно нестрашная цифра: 21926. Затем отнял от неё другое странное число — 6969. Именно столько дней прошло с момента его появления на свет и до момента (чёрт, ну почему он не писатель!) его ухода «во тьму». Вышел вообще мизер — каких-то задрипанных 14957 деньков! А за вычетом почти семи тюремных лет — и вовсе пшик: двенадцать тыщ с хвостиком. Как, всё-таки, мало отпущено человеку… И как поздно приходит осознание этого!
…Он снова взглянул в окно. Машина свернула на Владимирский проспект и через несколько минут остановилась у ресторана.
Когда они вошли, выступление варьете уже началось. Сцена купалась в огнях, а зал был погружён в интимный полумрак. Освещения — чисто символического — хватало ровно на столько, чтобы не пронести рюмку мимо рта. Распорядитель проводил их в кабинет, больше напоминающий театральную ложу. Для четверых гладиаторов из гренадёрской команды стол был накрыт по соседству — в зале, прямо перед барьером их «кабинета».
— Давай, Гриша, — бросил Монах, садясь и в упор не видя мэтра, протянувшего ему меню. — Мои предпочтения тебе известны, здешняя кухня знакома, так что командуй! — И устремил дальнозоркий взгляд в зал.
Сцена его не интересовала. Публика — и того меньше. Тем не менее он дважды неспешно — насколько это в принципе возможно при таком освещении — «пролистал» физиономии присутствующих. Народу было немало…
Да, похоже, приезд сюда — не самая лучшая идея. Слишком много внимания уделил он этому чудиле (которого, конечно же, здесь нет да и быть не могло), вместо того чтобы просто поручить его заботам того же Гренадёра. Вот тебе и «орёл», оказавшийся наповерку воробышком…
Напоследок он взглянул на охранников. Двое из них ели, двое других спокойно-сосредоточенно ждали своей очереди, посматривая по сторонам. Цепким глазом проводили они официантов, которые принесли заказанные Кончаком закуски и — в соответствии со вкусами и привычками Монаха — тонко нарезанный круглый чёрный хлеб и хрустальный графин с водкой в ведёрке со льдом.
— Хороший аппетит у твоих бойцов, — усмехнулся Монах после того, как официанты вышли.
Он намазал прозрачный слой масла на хлеб, подцепил вилкой кусок сёмги, предварительно окропив её всю лимоном, и с видимым удовольствием выпил водки. Затем, лениво работая челюстями, слегка мотнул головой:
— Присоединяйся, Гриша! А то у тебя есть все шансы остаться голодным. Вряд ли наш ужин затянется — этот шум начинает действовать мне на нервы.
— Скоро будет перерыв, Владимир Алексеевич. Я попрошу, чтобы он продлился подольше. Уж коль мы тут, хотелось бы, чтоб вы попробовали здешнюю зайчатину под грибным соусом…
— Ты уверен, что они не выдают за зайца кролика или какую-нибудь там нутрию?
— Будьте спокойны, фирма гарантирует.
— Ладно, пока что садись, говорю. Одному пить скучно.
Кончак присел за стол напротив своего босса и налил ему ещё водки, а себе — минеральной воды. Однако выпить её не успел. Посмотрев на Монаха, он тут же перевёл глаза в зал, стараясь проследить за его взглядом.
— Видишь того бородатого у самого входа — он только что вошёл? Приведи его сюда…
Главы 3 — 4
Сегодня не видно звёзд. Значит, день опять будет серым и пасмурным. Но всё равно, для неё это не имеет значения. Она лежит в темноте с открытыми глазами и в тысячный раз перебирает в памяти этот кошмар…
До Нового года осталось всего ничего. «Нового», «ничего»… Ничего нового… Как страшно могут звучать совсем простые, самые обычные слова…
Почти полгода прошло после смерти Алёны, а она никак не могла заставить себя съездить на могилу дочери. И вот теперь решилась. Во что бы то ни стало! Муж бывал там каждую неделю, в один из выходных. На удивление часто вместе с ним ездил и Ростик. Сын был на год старше Алёны, и они очень дружили, несмотря на заметные различия в характерах, склонностях и темпераменте. Алёна явно гордилась статным братом, в которого попеременно перевлюблялись почти все её подружки, а Ростик — умудрившийся потом даже жениться на её тёзке, тоже Алёне! — ревниво оберегал «младшенькую» от постоянных заигрываний своих одноклассников. Впрочем, те мало интересовали её. Алёна была влюблена. Влюбилась она сразу, искренно и безоглядно, как влюблялись сто и двести лет назад романтические героини: Татьяна Ларина и княжна Мери, Лиза Калитина и Наталья Ласунская… И так же, как им, ей не повезло с героем романа.
Боже! Если бы только можно было повернуть ход времени вспять! Она бы уберегла дочь от чар этого казановы! Совратителя! Монстра-погубителя! Сексуального маньяка! Скольких трудов, скольких денег стоило ей оторвать от него дочь! А как Алёна скрывала, кто это… Никакие доводы, уговоры, угрозы на неё не действовали. Спасибо Ларисе — многолетней подруге, с которой они и Алёну, и Ростика ещё из садика забирали. Это она напомнила ей про Лидию Ивановну: «Слушай! А та старуха, которая твою печёнку лечила, жива? Ты ещё говорила, что она берёт дорого, но дело своё добре знает. Сходи к ней ещё раз! Помогла тогда, поможет и сейчас!» И помогла ведь! Ведьма… Хотя, тоже не сразу, вначале отказалась почему-то. Может, цену набивала?.. Так или иначе, она освободила дочь от этого наваждения, от этого растлителя малолетних! До конца дней своих будет она проклинать его… Ведь именно из-за него — не сомневалась она ни минуты — приключилась с Алёной эта беда, из-за него бросилась её девочка в наркотическую бездну!
Но мир не без добрых людей, и на каждого мерзавца всегда найдётся настоящий, порядочный человек! Провидение или сам Господь послал Алёнушке Юру. Он тоже был значительно старше её, лет на десять (но
