Переменим снова одежды,
Снимем траур, наденем шелк.
Будет день — и будет надежда,
Будет выплачен старый долг,
Сгинет горечь талого снега,
Треснет лед на черной реке,
И покатится вдаль телега
Вслед за солнышком налегке.
По какому-то приговору
По дорогам вечной земли
Вслед за солнцем бредут актеры,
Но не по небу, а в пыли.
Чистым полем да темным лесом —
Вдохновения не растрать!
Развернется такая пьеса —
Сил хватило бы отыграть.
Добрый сказочник скажет слово,
И пойдут все дела на лад.
Погляди! Изгой коронован,
Негодяев поглотит ад.
А влюбленным — финал известен,
Не расстаться уже вовек.
С верным словом, с хорошей вестью
Продолжаем свой вечный бег.
Ляжет зернышко — посмотрите,
Вот и добрый колос пророс.
Пусть поверит в притворство зритель,
Но актеры живут всерьез.
И герой — он всегда прекрасен,
А злодей — он всегда смешон.
Что бы ни было — видим ясно,
Все закончится хорошо.
Так и бродим. И носит ветер
Нашу песню как добрый знак.
Всем живущим на белом свете
Нас раздарит за просто так.
И философу, и ребенку,
Тем кто дома и кто в пути.
Вслед за солнышком потихоньку
Нам идти, идти и идти.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Был мир непознан и велик,
А я в нем — первый ученик,
Что не захочет быть вторым.
Не думал даже до поры,
Куда дорога заведет,
Был горделивым мой полет,
Но — восковое! — подвело
Широкое мое крыло.
Но вынесла меня волна,
Я пробудился ото сна,
И — хоть жестоким был удар
Прозрел отчаянный Икар.
И если создал меня Бог,
То, значит, я не очень плох,
И, значит, мне еще дано
Немного Веры той волной.
Не внемля сказкам или снам,
Кумирам ложным строил храм,
Глядеть не смея в небеса
И заглушая голоса
Актеров, ангелов, бродяг.
И ухмылялся вечный враг,
Гордыни исполнял каприз:
Я рвался ввысь — срывался вниз.
Но были проблески во тьме,
Я возразить врагу посмел,
Мне не бывать его рабом,
Я понял, где мой отчий дом.
Коль за меня распят был Бог,
То, значит, я не очень плох.
И пробуждается весной
Надежда, что живет со мной.
На размышленье мало дней.
И все яснее и видней
Вдали сияющий чертог.
Когда ступлю я на порог,
Когда всему придет конец,
Когда скажу: «Прости, Отец!» —
Когда не станет больше сил,
Тогда пойму, что победил.
Не угасай, моя звезда!
Я грешный — да! Я слабый — да!
Но солнце греет и меня,
Но я сумею все понять.
И если любит меня Бог,
То, значит, я не очень плох.
И значит, что в любые дни
Его Любовь меня хранит.
Предательство! Гирсель закрывает глаза, зубы его выбивают дробь. Предательство! Он плачет, не стыдясь слез. Победы на состязаниях, верная служба Магистру, убийство короля — были делами мальчишки. Эти слезы — слезы взрослого. Он обрел мужество не стыдиться собственной слабости. Да, он слаб! Он, Гирсель-южанин, первый лучник в войске Магистра, — жалок. Руки не повинуются, истертые тетивой пальцы прижаты к груди. К тому самому месту, где под рубахой белеет шрам. Оставшаяся с детства метка — след кованого сапога.
Спотыкаясь, не разбирая дороги, бредет Гирсель по лугу.
Нет ничего краше июньских лугов. Травы — по пояс. Разноцветье: ромашки, розовый и белый клевер, ярко-розовые гвоздики, темно-лиловый и желтый горошек, белый и бледно-розовый тысячелистник, сиреневый репейник, лиловые колокольчики, синие васильки, алые маки… Зной, аромат, жужжание
