Что позабудут все, случившееся с нами?
21
Жизнь не закончена, пока земли сыны
Еще дерзают и пока им слышен птичий щебет,
Поэт замкнет уста, коль песни на ущербе,
Они ж -- по всей земле идти обречены.
И кто-то не приемлет юных пыл и спесь,
И миф израненный оплакивая, стонет,
Что мир утраченный и не был ими понят,
А кто-то ясно видит -- для чего мы здесь.
Утрата -- их жена и тень. Тревоги темный зев
Их поглощает, как гостиница. Похоже,
Им там и плесневеть годами, слыша зов
Для них всегда запретных городов,
Где улыбнется, встретив их, прохожий,
Но где враждебны им растения и кров.
22
Просты, как в снах мечты -- они и говорят
Элементарным языком сердец,
И мускулам веселья шлют заряд,
Такой, что может заплясать мертвец;
Они кривляют нас, меняясь каждый день,
Отображая каждый в танце поворот,
Они -- свидетельство всех наших прошлых дел,
Знать, соглядатаев заслав под видом нот.
А пляшут подо что в ужасный этот год?
Когда скончалась Австрия, когда Китай забыт,
И снова занят Теруэл, когда Шанхай горит,
И Франция обходит всех с: «Partout
Il y a de la joie». Америка пришлет:
«Do you love me as I love you».
23
Когда нам подтвердят все рупоры печали
Триумф врагов и, что числа им несть,
Что наши армии бегут и бастионы пали,
И, что насилие ползет, как новая болезнь,
И Зло привечено везде, и сожалеет каждый,
Что матерью на свет произведен,
Давайте вспомним тех, кто истины возжаждал
И дезертировал, и среди них был он,
Кто десять лет молчал, но был трудами занят,
Пока в Мюзоте[3] с уст не снял печать,
Чтоб с миром нам не пребывать в разладе.
И -- за Свершенье -- благодарный, со слезами
Он вышел в ночь, чтоб башни приласкать,
Как зверя укрощенного мы гладим.
24
Нет, не их имена. Это были другие -
Кто, квадраты наметив, прямее струны,
Проложили проспекты, где комплекс вины
Ощущает прохожий, и клонятся выи
Их самих, нелюбимых, кому без следа
И пропасть, да и то, не в вещах же им длиться.
А тем -- тем нужны лишь счастливые лица,
Чтобы в них пребывать, чтобы мы никогда
Не вспомнили это ужасное время.
Земля их плодит, как залив -- рыбарей,
А холмы -- наших пастырей, сеющих семя,
Чтобы нами взошли, как те зерна пшеницы;
Это нашей крови возродить их, и в ней
Им, кротким к цветам и потопам, храниться.
25
Закон для них еще и не открыт, но, видимо, суров.
Вот, к солнцу тянутся прекрасные строенья,
И, в их тени, как бледные растенья,
Не выживают фанзы бедняков.
Одно лишь истинно -- судьбе до нас нет дела.
Когда мы планами великими полны,
Напомнит госпиталь, что все пред ним равны,
И ничего важнее нет, чем собственное тело.
И только детям здесь раздолье. Даже полицейский
К ним снисходителен. Восходит к временам
Иным их лепет. Ну, а взрослым, нам
Оркестры, разве что, предскажут благодать
