Пришли к ним ледяной воды колодезной напиться.
19. Воды
Шутник, оракул и поэт,[22]
В самопознанья глядя пруд,
Ждут на дурной вопрос ответ —
Притянет ли с наживкой леса
Искомый вектор интереса,
И об улове ночью врут.
Но буря топит то и дело
И хрупких допущений плот,
И праведника, и лицемера.
Их тянет феномен на дно —
Страдальцев — и уж заодно
Ко дну страдание идет.
И воды жаждут дать ответ
На правильный вопрос, но нет.
20. Сад
За этой дверью путь к началу всех основ;[23]
Мерцает белое сквозь зелень, но без страха
Играют дети здесь в серьезных семь грехов,
И в смерть хозяина поверит здесь собака.
Здесь отроки торопят числа, но
Здесь время кольцами на камне проступает,
Здесь плоть и тлен извечно заодно,
Когда живых согласье раздражает.
Здесь путешествиям конец. И в сумрачной аллее
Здесь одиночество печальной старой леди
Величье роз скрывает как плащом,
Здесь старцы, искушенные в беседе,
Краснеют под звезды пронзительным лучом
И чувствуют, как воля их слабеет.
МЫ ВЫРОСЛИ СЕГОДНЯ
Сегодня выше мы; напомнил этот вечер
Прогулки по безветренному саду,
Где в гравии вдали от ледника бежит ручей.
Приносят ночи снег, и воют мертвецы
Под мысами, в их ветренных жилищах,
Затем, что слишком легкие вопросы
Задал Противник пустоте дорог.
Мы счастливы теперь, хоть и не рядом,
Зажглась долина огоньками ферм;
На мельнице замолкли молотки,
И по домам расходятся мужчины.
Рассветный шум кому-то даст свободу, но не
Этот мир, что не оспорить птицам: преходящий,
Но в данный миг в согласии с тем, что
Свершилось в этот час, в любви иль поневоле.
На страданья у них был наметанный глаз.
Старые мастера, как точно они замечали,
Где у человека болит, как это в нас,
Когда кто-то ест, отворяет окно или бродит в печали,
Как рядом со старцами, которые почтительно ждут
Божественного рождения, всегда есть дети,
Которые ничего не ждут, а строгают коньками пруд
У самой опушки, —
художники эти
Знали — страшные муки идут своим чередом
В каком-нибудь закоулке, а рядом
Собаки ведут свою собачью жизнь, повсюду содом,
А лошадь истязателя спокойно трется о дерево задом.
В «Икаре» Брейгеля, в гибельный миг,
Все равнодушны, пахарь — словно незрячий:
Наверно, он слышал всплеск и отчаянный крик,
Но для него это не было смертельною неудачей, —
Под солнцем белели ноги, уходя в зеленое лоно
Воды, а изящный корабль, с которого не могли