…Еще одна отчаянная попытка врага танковым тараном прорвать оборону окончилась неудачей. Войска фронта, опираясь на тыловую армейскую полосу, устояли и всю ночь сами готовились к контрудару, стремясь решительными действиями упредить новые намерения противника.
День занялся пасмурный. Но авиация фронта ранним утром поднялась в воздух, чтобы своими ударами подготовить предстоящую атаку. Русанов шел во главе полка, растянутого длинной колонной. Подняты были в бой все исправные самолеты. «Старых» летчиков не хватило, и пришлось взять с собой часть прилетевшего вечером пополнения. Летели в полном молчании, но приемники бортовых радиостанций до отказа были заполнены голосами чьих-то докладов, запросов и команд — впереди идущие уже начали уничтожение фашистских танков и артиллерии. Небо зависало обликами над полями разгорающегося сражения и прижимало самолеты низко к земле, лишив их свободы маневрирования по высоте. Истребителям, штурмовикам и бомбардировщикам было тесно в узком подоблачном коридоре, но поток групп не иссякал. Напряженность обстановки, плохая погода и молодые экипажи в группе породили у Русанова тревогу.
«Как молодежь справится сегодня? Облака и дым пожарищ — серьезная помеха. Оторвется кто-либо из них от строя и пропадет. Один не доберется домой…»
Размышления оборвались. Его вызывали на связь… Командный пункт командира корпуса торопливо спрашивал открытым текстом:
— Русанов, я — Гора. Ты по плану идешь? Отвечай коротко…
— Я — Русанов. По плану.
— Цель подтверждаю. Артиллерия южнее оврага. Весь боекомплект за один заход и уходи бреющим… Среди наших отдельные пары «мессеров» снуют. Смотреть самим.
«Смотреть. Разве в этой дымной мути, среди самолетов, идущих справа и слева, как кета на нерест, увидишь чужих мальков, пока они тебя не укусят? Найдешь, а стрелять нельзя — в своих попадешь…»
— Я — Гора, указания для всех: кто увидит зенитку, бить немедленно и доложить, что по своей цели не работал!
«Наверное, уже выдохлась зенитная артиллерия. Тридцать минут их мутузят. Небось стволы красные или снарядов нет…»
Русанов нашел определенные ему для удара батареи полевой артиллерии и обрушил на них огонь, бомбы, злость. Уходя домой, он больше беспокоился уже не о том, что его будет бить враг, а смотрел вверх, чтобы не попасть под чьи-нибудь бомбы.
Пожары, самолетная теснота и редкий зенитный огонь вроде остались позади. Под крылом своя земля, густо разрисованная пыльными шлейфами; по дорогам и полям батальонные и ротные колонны танков. Свои танки — десятки и сотни — шли к линии фронта.
Командир авиационного корпуса на КП, волнуясь и напрягая голос, кричал в микрофон:
— «Горбатые», смотрите, не перепутайте линию фронта! Смотреть внимательно за своими танками. Опознавание — зеленая ракета.
Генерал хотел исключить случайности, надеялся, что командиры групп не ошибутся. Беспокойство его не проходило. Опознавание не всегда летчики увидят… А где гарантия, что из двух сотен самолетов, идущих к фронту, начиненных бомбами, никто не ошибется, не перепутает своих с чужими. Танки сверху — коробки одинаковые, попробуй по раскраске их разбери. Пушка же в разные стороны вращается, может быть и назад повернута, по ней своих не определишь.
…Русанов никогда еще не видел в одном месте столько танков и мысленно представил, что произойдет через несколько десятков минут. «Если фашистская авиация не сорвет атаку, то могут быть грандиозный бой и великие последствия…»
Еще добрый десяток минут после ухода штурмовиков Челышева от линии фронта краснозвездные самолеты утюжили боевые порядки фашистских войск Потом небо освободили, и пространство под облаками заполнилось новым воем и грохотом: артиллерия обороны начала подготовку атаки, обеспечивая развертывание танков в атакующие цепи.
…На узком поле, упирающемся с одной стороны в железнодорожную насыпь, а с другой — в речку Псел, сошлись лоб в лоб сотни танков… Лязг гусениц, орудийная встречная канонада, резкие звуки разрывов снарядов, скрежет ломающейся брони, зловонные огненно-черные костры горящих танков. Наверху гул авиационных моторов, стрекотание пушек и визг падающих бомб. Все слилось в едином, ужасающем, злобно-кровавом, громоподобном гуле сражения. Дрожала и стонала развороченная гусеницами и разрывами земля. Орали дикими голосами, истошно матерились, плакали и смеялись от ярости, страха, радости и боли. Заживо горели в танках и самолетах, гибли под железными черепахами люди.
Сцепившись в одном гигантском массиве железа, человеческих судеб и тел, танки уже не могли разойтись, люди — «ни вернуться, ни взглянуть назад».
«Тридцатьчетверки» и «исы», «тигры» и «фердинанды», легкие машины и бронетранспортеры перемешались между собой. Танковый клубок, втягивая в себя с дорог все новые и новые силы, смердя дымом и кровью, жил своей страшной жизнью пока на одном месте… Стороны надеялись на победу.
Самолеты и со звездами, и с крестами на крыльях оказались над танковым муравейником бессильными — летчики не могли разобраться, кто есть кто. Казалось бы, из безвыходного положения воздушные разведчики нашли выход — они увидели дороги, идущие к полю танкового сражения, и догадались, что результат контрудара танковой армии зависит от притока свежих сил к врагу с юга. По их предложениям, на основе добытых ими разведывательных данных штурмовики сосредоточили свои усилия на районе, из которого враг черпал новые силы. Но понимание этой истины недолго было односторонним достоянием. Командование группы армий «Юг» поняло, что только тот, кто перережет дорожные артерии, может рассчитывать на успех. Теперь уже не дерущиеся танки, а боеприпасы, бензин и резервы на дорогах стали главными объектами для авиации.
Несмотря на сложную погоду, воздушные бои вспыхнули с новой силой. Бои шли за право быть хозяином неба. И вскоре фашистская авиация уступила. Истребители Воронежского фронта воздушными заслонами «перегородили» небесные пути на север самолетам с крестами на крыльях, изолировали танковое сражение и свои коммуникации от воздействия вражеской авиации. Штурмовики и бомбардировщики сосредоточили свои силы на фашистских тылах. Для врага дороги сделались труднопроходимыми днем. Ночи же были короткими.
Мельник, похоронив в братской могиле у линии фронта стрелка, вернулся в полк. Потери полка за его отсутствие не позволили ему ощутить радость встречи с товарищами. Среди стольких несчастий его собственные «синяки», полученные им при вынужденной посадке, и объяснение в дивизии потеряли для него всякое значение. Общие успехи оборонительного сражения на земле не облегчали боль уграт, которая иссушила кожу на его скуластом лице, прорезала ее новыми морщинами в углах губ и вокруг глаз, то иногда лихорадочно загорающихся от внутреннего напряжения, то уходящих в себя в глубокой задумчивости.
С личным Фрол Сергеевич справился быстро. И опять заботы о готовности людей к боям, анализ результатов вылетов, получение и подготовка пополнения, ремонт самолетов, представление к наградам и письма родителям погибших захватили все его время и думы без остатка. Партийная работа, как и жизнь в ее многогранных проявлениях, не могла ограничиваться догматом инструкций и определенным временем. Успех в бою — радость, смысл и содержание их работы. Но разве он мог смириться с тем, что из последнего пополнения погибло два экипажа, даже не успев встать на партийный и комсомольский учет. И если бы не их оставшиеся документы, то долго бы пришлось выяснять личности погибших. Людей послали сразу в бой из-за острой необходимости. Но это не умаляло вины секретаря парткома и его личной вины как воспитателя и руководителя.
Челышев был очень обеспокоен действиями молодых летчиков из группы Мельника. В их ошибочных поступках он видел свою вину: «Не рассказал, не показал, не научил». Никто и никогда не может гарантировать, что ведущего не собьют. А получилось еще хуже: комиссара подбили и сбили заместителя. Может, у него перед атакой истребителей уже был поврежден самолет или самого ранили, поэтому он, оставшись командиром, и не управлял «илами». «У семи нянек» дети остались без присмотру: от впереди идущей группы оторвались, а сами не знали, что делать. Если бы не шел замыкающим Осипов, быть еще большей беде.
Возникшую ситуацию они не раз обсуждали с Мельником после его возвращения в полк. В попытке
