Слова вырывались между коротких поверхностных вдохов. Хорошо, что мышцы моего живота были напряжены. Ее удар не нанес мне вреда.
– Кретин! Я хочу спасти пленников!
– Одна? Без помощи? Это самоубийство!
Она по-прежнему целилась в меня из арбалета.
– Если я иду на смерть, то, значит, таково мое решение! Говорят, ты тоже хотел покончить с жизнью.
Наверное, кто-то рассказал ей о моем глупом желании остаться во дворце и сдаться в плен Лексану и Этле.
– Пожалуйста, не целься в меня, – сказал я, с трудом выпрямляя спину. – Пусковой механизм может сработать, а мне сейчас нельзя умирать от твоего случайного выстрела.
Она опустила арбалет и посмотрела мне в глаза.
– Я, как и ты, имею право защищать моих людей. Пусть даже ценой собственной смерти.
«Моих людей». Как странно она выражается. Это слова скорее, политика, а не магэссы.
– Но зачем умирать? – спросил я. – Это бессмысленно. Мне стало стыдно за свое замечание. Сутки назад я был готов сделать то же самое.
– Разве у меня есть выбор? Сколько часов или дней я смогу скрываться в этом захудалом городишке, пока кто-то не выдаст меня в руки Сферы? Твой клан состоит из одних предателей. Это просто невероятно!
– Только не говори, что твои соплеменники сплошь образцы безупречной честности, – мрачно парировал я. – Как тебе удалось избежать ареста?
– Мне помогла хозяйка гостиницы, в которой я нашла приют после того, как ты вышвырнул меня из дворца.
– Тебя удивляет, что я так поступил? Тогда вспомни, что ты мне сказала!
– По правилам этикета ты не должен был отказывать мне в крове.
– Неужели законы гостеприимства заходят настолько далеко? Теперь я понимаю, почему им никто не следует.
– К чему этот спор, Катан? Мы все равно проиграли.
«Мы проиграли». По крайней мере она по-прежнему была на нашей стороне.
– Те из нас, кто не пытается покончить жизнь самоубийством, решили поднять мятеж. Если ты не очень торопишься принять героическую смерть, то можешь оказать нам помощь.
– О, у вас появился великий план? Еще один шедевр Палатины, похожий на то глупое письмо, из-за которого началось вторжение?
– Это моя вина, а не ее.
– Тогда стыдись! И каким же образом три-четыре человека планируют одолеть больше сотни солдат?
На улице послышались шаги патруля. Солдатам был дан приказ арестовать каждого, кто выходил на улицу во время комендантского часа.
– Я с радостью расскажу тебе о нашем плане. Но сначала давай объявим перемирие и уйдем отсюда. В этом квартале слишком много сакри.
– Хорошо, – ответила она обычным бесстрастным голосом.
Внезапно мое сердце подскочило. Патруль свернул на аллею и направился к нам. Равенна подняла с земли меч, прижала арбалет к груди и потянула меня в самый темный угол.
– Извини, если это обидит тебя, – прошептала она. – Подыграй мне, пожалуйста.
Равенна поцеловала меня, и я понял, что она задумала. Возможно, нам даже не придется использовать магию. Просунув руки под плащ девушки, я обнял ее. Шаги остановились. Один из патрульных направился к нам. Наверное, его послали проверить аллею. Это были пехотинцы Лексана. Я стоял спиной к нему и видел лишь лицо Равенны. Она, прищурив глаза, следила за солдатом.
– Здесь парочка влюбленных, капрал.
Вновь повернувшись к нам, пехотинец тихо прошептал:
– Вам лучше войти в дом. Эти убийцы в красных мантиях не понимают, что такое любовь.
Он вернулся к своим, и патруль двинулся дальше. Я перестал целовать Равенну. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга.
– Нам лучше уйти.
Она кивнула, вложила меч в ножны и, поставив арбалет на предохранитель, повесила его на пояс.
– Где ты прячешься?
– В доме Кузавы. Как оказалось, дочь Мезентия не разделяет симпатий своего отца.
– Ты знаешь кратчайший путь? Я сказала моей хозяйке, что не вернусь, поэтому она меня не ждет.
В ее голосе чувствовалась безнадежная подавленность. Но почему? Ведь не она потеряла город и графский титул. И это я был обижен ею, а не наоборот.
