Его люди уже скоро будут в Калатаре. Они захотят произвести на него впечатление, чтобы он прибыл накануне того дня, когда они запланировали огромную церемонию, в которой сожгут пятьдесят или сто человек. Их темницы будут ломиться от подозреваемых, и они будут проверять каждого, пытающегося уехать.
– Этот Эдикт поощряет людей доносить друг на друга.
– Обычное дело. Иногда бывает и награда. Ты знаешь, как они работают?
– В принципе, – ответил я, стараясь вспомнить, что нам говорили в Цитадели.
– Хорошо, что Палатины здесь нет, ведь ей даже думать об этом невыносимо. Больше всего ее раздражают не действия инквизиторов, а их методы. Ты же знаешь, как она верит в фетийский закон.
– Как в прямую противоположность инквизиторской трактовки закона.
– Виновен, пока не доказана невиновность, да. Тебя обвиняют, и ты должен доказать свою невиновность на тайном суде без всяких свидетелей. Неудивительно, что почти всех осуждают.
– А что означает это «наказан со снисхождением»? Их перед сожжением оглушают?
– Ты обязан носить метку на одежде, ходить в храм босым каждую неделю и ежегодно на празднике Рантаса подвергаться ритуальному бичеванию. Это стандартное наказание. Для простых людей. Для знати оно может быть другим, лучше или хуже.
Я ужаснулся. Конечно, после моих предыдущих столкновений со Сферой я не должен был ничему удивляться. Но чтобы это называлось снисходительным…
– И долго?
– Пять лет, десять или до конца жизни, смотря насколько искренним сочтут жрецы твое раскаяние.
– И люди действительно приходят и каются?
Равенна печально кивнула.
– Из-за этого указа они будут приходить и сознаваться, потому что если кто-то другой донесет на них первым, последствия будут гораздо хуже. Не то, что многих сжигают, конечно, но есть наказания почти столь же ужасные.
Она рассеянно обхватила рукой мою талию, и я обнял девушку за плечи. У нас обоих были друзья в Калатаре и на других островах Архипелага, о которых было известно, что они еретики. Правоверные их кланов относились к ним терпимо и даже радушно. Но когда прибудет инквизиция, клановая верность начнет трещать по швам. Персея, как и я, однажды уже избежала костра, но как долго продлится ее везение – или чье-нибудь вообще везение – с этим Эдиктом?
Слабо утешало знание, что мишенью был только Архипелаг, что Лепидор не пострадает, или Микас в Кэмбрессе, или даже Гаити под хэйлеттитами. Жрецы хотят уничтожить Архипелаг, потому что он слишком чужд всему, во что они верят, он слишком иной, чтобы принять их ортодоксию.
Мы вошли в маленький. двор, где находилась наша гостиница, двухэтажный флигель рядом с домом, в котором жил ее владелец с семьей. Построенная в традиционном апелагском стиле, как и остальной город, гостиница была простой, но безупречно чистой, как диктует кодекс апелагских кланов. Гостеприимство считалось на Архипелаге священным, а Сфера им бесстыдно злоупотребляла.
Мы поднялись по узкой деревянной лестнице на второй этаж, и Равенна постучала в дверь комнаты, которую она делила с Палатиной. Ответа не было.
– Твоя кузина ушла доказывать свою правоту, – вздохнула Равенна. – Надеюсь только, она не столкнется с Сархаддоном. Как они могли послать этих двоих, особенно Мидия? Этого злобного старого козла. – Она с силой воткнула ключ в ни в чем не повинную замочную скважину и, свирепо повернув его, распахнула дверь.
Я надеялся, что никто не слышал ее слов. Похоже, Палатина не заглядывала сюда после нашего спора, потому что не было никаких признаков ее возвращения. Я ютился в соседней каморке, но там нельзя было поговорить из-за отсутствия места. Я прошел в комнату и поднял ротанговые жалюзи на окне, впуская свет. Было не настолько жарко, чтобы закрывать ставни.
– Ты хочешь, чтобы мы не ехали в Калатар? – уточнил я, садясь на кровать Палатины с аккуратно отогнутым узорчатым одеялом. – Я знаю, это рискованно, но…
– Но я не хочу, чтобы нас снова схватили. В тот раз нас не пытали, как будут пытать, если схватят нас здесь. Ты читал фетийскую «Историю», помнишь, что там написано? Иерарха Кэросия так искалечили пытками и магией, что он едва мог ходить.
– Но нет гарантии, что нас поймают.
– Ты готов рисковать? Не говори мне, что ты не боишься их так же, как я.
– Но ведь нас не убьют? Если они знают, кто мы?
Равенна села рядом со мной, на ее лице показалась усталость.
– Катан, при всем… – Она замолчала, а потом продолжила, пропуская то, что собиралась сказать: – Иногда ты бываешь ужасно тупым. Я знаю, ты стараешься убедить меня, что все будет хорошо, но ты же знаешь, что это неправда.
– Но нас не убьют – зачем ты пытаешься внушить мне, что убьют?
Честно говоря, я сам не знал, почему я все еще выступаю за поездку в Калатар. Я действительно боялся и не хотел ехать туда, где мог бы снова попасть в руки инквизиции.
– В Лепидоре, – тихо ответила Равенна, – я выбрала костер, чтобы не становиться их марионеткой. Я не могу объяснить, зачем я так поступила, потому что сама не знаю. Но разве тебе это ни о чем не говорит?
Еще одну вещь я не мог понять: почему Равенна кажется такой спокойной, когда обычно мы бы уже кричали друг на друга?