Прибрежный город многие столетия жил в тщательно охраняемом уединении на берегу Кровавого моря. Население его росло крайне медленно; некоторые считали, что его количество ограничивает та же магия, что создала остров, скрыла его от всего остального мира и завесила все вокруг вечным туманом.
И еще поселила в Кровавом море чудовищ, добавил Джаг, слыша далеко в море крик одного из этих монстров. Ужасные создания были не легендой, а самой настоящей реальностью, но близ острова они появлялись редко, предпочитая скрываться в морских глубинах.
Три небольших деревянных дока выдавались в море; этого вполне хватало для не слишком развитого судоходства. Мало кто приезжал на остров: как правило, только те, кто родился в Рассветных Пустошах и поклялся в верности острову и сохранении тайны Библиотеки.
В основном обитатели Рассветных Пустошей сами удовлетворяли свои потребности благодаря пахотным землям на юге и востоке, которые возделывали фермеры. Они также питались мясом оленей и кроликов из леса: за этим следили эльфийские стражники, которые заботились о нуждах острова.
Количество оленей и кроликов в лесу тщательно регулировалось и поддерживалось. Охотиться ради мяса разрешалось только стражникам-эльфам, которые обменивали свою добычу на немногие необходимые им и их сородичам припасы. Все стражники поклялись защищать остров, и такую же клятву приносили гномы, работавшие в двух кузнях Рассветных Пустошей, чтобы обеспечить город железными предметами, а также те, кто охранял непосредственно здание Великой Библиотеки. Торговали гномы на таких же условиях.
Большую часть населения города составляли двелле-ры, и именно из их числа набирались библиотекари. Но чем дальше, тем с меньшей охотой двеллеры шли в Библиотеку — это была самая тяжелая и ответственная служба на острове.
Домов в городке насчитывалось не так уж много. Самым высоким и заметным из них была таможня, где регистрировались грузы. На скалистой косе, выступавшей в гавань, возвышался маяк. В окнах его вращались два ярких фонаря, которые приводили в движение сооруженный гномами механизм, работающий на энергии прилива.
Почти всю западную окраину города занимал рынок, где кроме нескольких маленьких постоянных построек стояли палатки всех цветов и размеров. «Ветрогон» прибыл домой рано утром, так что на рынке уже можно было встретить торговцев, спешивших продать свой товар.
Кроме того, в городе были лавки, таверны, школа, в которой двеллерских отпрысков учили основам чтения и письма, общественная конюшня, где держали лошадей имевшие их торговцы, и загон для небольшого количества скота — в основном выращенных фермерами коров, свиней и кур, — который продавали морякам или на что-нибудь обменивали. Животных покупали и забивали тут же на месте, после чего мясо засаливали и грузили в бочках на корабли. Иногда на остров привозили новое поголовье, чтобы добавить в стада свежей крови.
Холмы, поднимавшиеся от города и берега, были усеяны домами. В основном это были лачуги двеллеров, сооруженные из всего, что их хозяевам попадалось под руку. Шли в дело и обломки кораблей, что были слишком сильно потрепаны после битв в Кровавом море и уже не поддавались ремонту, и старые ящики, и доски из разрушенных зданий, и бревна, привезенные эльфами из леса. Все дома выглядели так, будто их в любой момент мог снести сильный ветер, но зато они были веселые и яркие — двеллеры обожали яркие цвета, а гномы изготовляли краску всех цветов и оттенков. Украшали свои дома двеллеры всякими странными мелочами, которые большая часть людей сочла бы, скорее всего, обыкновенным мусором.
Дома гномов были, напротив, аккуратными и опрятными, с ровными стенами, которые сходились под безукоризненно прямыми углами. Ухоженные сады и дворики окружали белые ограды. По словам гномов, чтобы двеллеры были хорошими соседями, такая ограда была незаменима, а иначе те подбирали все, что плохо лежало, полагая, что гномам это не нужно. Эльфы обычно селились на деревьях или выше по склону Костяшек.
Людей на острове было куда меньше, да к тому же их природе всегда свойственно было бродяжничать. Жили они где хотели, но большинство из них были моряками и рыбаками и вечно сражались с морем и ветром. А иногда, будто им было слишком много их и без того короткой жизни, они собирались вместе и отправлялись охотиться на одного из огромных чудовищ, обитавших в Кровавом море. Они говорили, что иначе эти твари слишком размножались, но Джагу всегда казалось, что люди просто стремились испытать сначала, можно ли это сделать, а потом — можно ли это повторить.
В «Бочке эля», человеческой таверне, на стене висела голова одного из таких монстров. В тех редких случаях, когда охотники на чудовищ возвращались с добычей, в «Бочке эля» подавали сделанные из нее бифштексы. Джаг хоть убей не мог понять, зачем кому-то есть такую гадость, которая, скорее всего, еще и отравленной могла оказаться.
Но, несмотря на все это, Рассветные Пустоши потерянные во времени и пространстве относительно материка, и единственным безопасным местом, которое он знал.
Ветер с юга преодолел склоны Костяшек и нырнул в лесистые низины. Двеллер повернулся ему навстречу и зябко передернул плечами. С моря часто веяло прохладой, и в Рассветных Пустошах люди не забывали прихватывать с собой плащи.
Джаг вырос на юге материка, где обитало много гоблинов, и скучал по памятному ему теплому климату. Пусть холод был не такой уж сильный, он постоянно напоминал двеллеру, что он не отсюда родом.
Даже прожив двадцать лет в Рассветных Пустошах, он все еще чувствовал себя здесь чужаком. Казалось, горожане впитывают в себя страх чужих вместе с материнским молоком; все эльфийские, гномьи, человеческие и двеллерские дети, выросшие на острове, знали ужасные истории о лорде Харрионе и предводительствуемых им гоблинах, которым почти удалось уничтожить мир.
Капитанов и экипажи приходивших сюда кораблей островитяне знали, и почти все они были родом из этих мест. Мало кого из чужаков принимали в команды кораблей, а не известных никому торговцев в Рассветные Пустоши и вовсе не пускали.
Чужие в городе означали опасность. Если неподходящий человек, нанявшись матросом на судно, приплывет в Рассветные Пустоши, а потом вернется на материк и расскажет о существовании острова и Хранилища Всех Известных Знаний, то все труды воинов, выстоявших против лорда Харриона и гоблинов, пойдут прахом. Гоблины преодолеют страх, мешавший им отходить далеко от берега, пересекут Кровавое море и найдут остров.
Патруль в гавани ходил на четырех быстроходных судах с экипажами из людей, эльфов и гномов. Корабли эти были небольшие, но с хорошей парусной оснасткой, чтобы быстро скользить по воде, и с прочными корпусами, что позволяло разместить на них, при необходимости, арбалеты или баллисты.
Над гаванью проплыл звук колокола, и, повинуясь ему, подле «Ветрогона» появились патрульные корабли. На их верхних палубах стояли лучники с оружием наизготовку.
Капитан Аттикус ожидал их приближения.
— Эй, на судне, — крикнул офицер с ближайшего патрульного судна. — Назовитесь!
— Мы «Ветрогон», — проревел Аттикус сквозь струйки тумана, плававшие в воздухе между кораблями. — Это наши родные воды. Я тебя знаю, первый помощник Фаг-гул, и ты меня тоже.
Коренастый гном, стоящий на баке лидера, дал команду опустить луки. Он ухмыльнулся и вскинул на плечо огромный боевой топор.
— Это верно, капитан Аттикус. Но вам, помнится, еще рановато возвращаться.
— У нас возникли проблемы, — сказал капитан.
Ухмылка на лице гнома стала еще шире.
— Ну что ж, швартуйтесь, и мы с ними быстро разберемся.
— Экое унылое возвращение, — проворчал Рейшо.
Глядя на толпу, которая собралась в порту, пока «Ветрогон» подходил к пристани, Джаг не мог с ним не согласиться. У встречающих, как и полагалось по обычаю, в руках были фонари, заправленные бездымным, сладко пахнущим светлячковым соком, который можно было найти только в Рассветных Пустошах, но настроение большинства было мрачным, а не таким, как обычно бывает при встрече моряков.
Повелось, что, когда корабль возвращался в гавань после долгого похода, семьи встречали родных угощением и подарками. Иногда пиры устраивали прямо на рынке, и веселье шло часами, а моряки забавляли или пугали слушателей историями о внешнем мире, который мало кто из жителей Рассветных Пустошей видел. Конечно, в пересказе все их подвиги казались куда опаснее и страшнее, чем на самом