искусстве вышивания бисером и обнаружил методы и образцы, которые мастеру известны еще не были. Шарцу, впрочем, он об этом не сказал — Великий магистр считал, что лучше позволить мастеру продолжать работать самостоятельно, настолько уникальным считал его талант.
— Хотел бы и я их увидеть, — заметил Шарц с грустью
— Может, когда-нибудь и сумеешь, — сказал Джаг надеясь, что хотя бы некоторые из этих книг и рисунков остались в целости и сохранности после разрушения Библиотеки.
— Вообще-то, должен признаться, — вздохнул мастер, — мои изделия продаются не так уж и хорошо. Изредка кого-нибудь привлекает узор или подбор цветов…
Двеллер посмотрел на лежавшую на столе вышивку. Она изображала лодку, скользившую по воде в лучах закатного солнца; на переднем плане ясно была видна рыбья голова на ее носу. Ночные тени уже ложились на воду канала. Лодочник стоял сзади, крепко держа длинный шест, с помощью которого управлял своим судном. Серо-зеленые бусинки великолепно передавали цвет воды в канале, а белые — цвет рубашки лодочника.
— Я никогда ничего подобного не видела, — прошептала проследившая за взглядом Джага Джессалин. — А что заставляет тебя выбирать темы?
— Не знаю даже, — отозвался Шарц. — Я вижу какую-нибудь впечатлившую меня картину, и через несколько дней или месяцев, а один раз почти через год, мои руки находят способы изобразить ее бусинами по холсту.
— Ты не по готовым рисункам работаешь?
Двеллер знал, что Джессалин интересовалась искусством. Дар ее матери лежал в области музыки; много лет назад Великий магистр научил Тсералин, как записывать рождающиеся в ее голове мелодии. Музыка и математика послужили основой для интерпретации очень многих неизвестных языков, которые попадались библиотекарям, в грудах неразобранных книг в Хранилище Всех Известных Знаний.
— Нет. — Мастер коснулся неоконченной картины. — Образы, которые я запечатлеваю на холсте, основаны на том, что я сам видел. Иногда люди приносят мне рисунки с изображением того, что они хотят получить, но над большей частью своих вещей я работаю по памяти.
— Память у тебя просто чудесная.
Шарц смущенно улыбнулся.
— Признателен тебе, госпожа.
— Шарц, — сказал Джаг, сожалея, что приходилось перейти к более серьезной теме, — мы не просто повидаться с тобой сюда пришли.
— Догадываюсь, — вздохнул тот. — Вы с Великим магистром никогда не приходите просто в гости, хотя я все-таки надеюсь, что когда-нибудь произойдет и это.
— Он-то как раз меня сюда и направил, — сказал двеллер. — Я надеюсь, что он оставил для меня какой-то сверток.
— Сверток. — Хозяин дома кивнул. — Верно, оставил и сказал, что либо он сам, либо ты за ним вернешься. Последний раз, когда он уезжал из Имариша несколько месяцев назад, Вик был очень взволнован. Он как раз нашел несколько книг, которые сильно его встревожили.
Много лет назад, в одну из первых поездок в Имариш, Великий магистр познакомился с мастером Шарцем, когда скрывался у него от могучего волшебника, книги которого он похитил, и доверился своему новому знакомому. Шарц стал ему надежным другом и серьезно заинтересовался умением Великого магистра читать и писать. Этот секрет все еще тщательно хранился от большинства жителей материка, но кое-кому его все-таки доверили.
— Разве ты не ездил с Виком в Имариш в последний раз? — осведомился Краф.
Кот, все еще сидевший у него на коленях, лениво открыл зеленый глаз.
— Нет, — ответил Джаг. — Великий магистр послал меня в Тенистую Трясину разузнать про корабль, который выбросило на берег, — поговаривали, что он затонул во времена Переворота.
— И что, это оказалось правдой?
— Да. Великий магистр надеялся, что среди вещей на нем удастся найти какие-то записи о плавании корабля и о том, что видел капитан. Но когда я прибыл на то место, обнаружил там только обломки — когда подводное землетрясение выбросило корабль в прилив, который и вынес его на берег, от него после сражения, пожара и долгих лет на дне Кровавого моря почти ничего не осталось.
Шарц направился в глубину комнаты, принес стул и взобрался на него. Потянувшись к потолку, он нажал на доску, которая на вид плотно сидела на своем месте, и достал из-под нее прямоугольный предмет, завернутый в клеенку.
У двеллера отчаянно заколотилось сердце. Неужели это Книга Времени? Неужели найти ее окажется так легко?
Но он понимал, конечно, что дело так обстоять не может. Если бы Великому магистру в руки попала Книга Времени, он ни за что бы не оставил ее здесь.
Шарц передал ему пакет.
Ловкими, умелыми пальцами Джаг быстро развернул клеенку. Кобнер, Джессалин и Рейшо придвинулись поближе, жадно заглядывая ему через плечо, что было не так уж сложно, учитывая рост всех троих.
Краф остался сидеть у камина, рассеянно поглаживая кота.
Когда клеенка была развернута, двеллер уставился на обложку. Почерк Великого магистра Фонарщика он не спутал бы ни с каким другим — его безошибочно можно было узнать хотя бы по изысканно выписанной букве «Д».
— И что это такое? — спросил Рейшо.
— Дневник, — сказала Джессалин, складывая руки на груди и хмурясь.
Драконетка на ее плече недовольно зашевелилась и почесала мордочку когтистой лапкой.
— Дневник Вика, насколько я в состоянии различать почерки.
Великий магистр выучил эльфийку читать, когда она была еще совсем маленькой. С разрешения матери она иногда сопровождала его в путешествиях по лесу Клыков и Теней под негласным присмотром посланных Тсералин для охраны воинов.
— Да, это рука Великого магистра. — Джаг открыл книгу, и оттуда выпал листок бумаги.
Он мгновенно поймал его, опередив даже Рейшо. Нет ничего быстрее жадных рук двеллера. Эта поговорка ходила как на материке, так и в Рассветных Пустошах. Но, взглянув на первую страницу, аккуратно заполненную ровным почерком Великого магистра, Джаг понял, что прочитать написанное он не в состоянии.
— Что-то не так? — обеспокоенно спросил Шарц.
— Книга зашифрована, — сказал двеллер, хмуро взирая на строчки текста.
— Зашифрована? — переспросил Рейшо.
— Вик замаскировал текст, — пояснила Джессалин.
Кобнер потер подбородок мощной ладонью, покачал головой и подошел к огню, намереваясь погреть спину. Гному был по душе климат внутренней части материка. Прохлада прибрежных вод нравилась ему куда меньше.
— А зачем это? — поинтересовался молодой матрос.
— Чтоб любопытные глаза не узнали, что он там написал, — отозвался Кобнер. — Он нередко так делал. Вик всегда был хитрецом, ну и я его, конечно, научил всему, что сам знаю.
— Но книгу-то он Шарцу оставил, — удивился Рейшо.
— Вик не знал точно, кто за ней придет, — отозвался мастер. — Он велел мне хранить ее, пока не придет или он сам, или вот Джаг, — он кивнул в сторону двеллера.
Джаг посмотрел на записку и обнаружил, что та тоже была написана рукой Великого магистра. Он прочел ее вслух:
— Какой еще изгой? — пробурчал гном. — И как можно ходить жаром? Бессмыслица какая-то.
«Верно, — подумал Джаг мрачно, — совершеннейшая бессмыслица».
Он уставился на листок, гадая, не пропустил ли чего.
— А если что старину Вика и волнует всерьез, — продолжил Кобнер, — так это смысл. Помню, когда я
