Через сорок минут лопата натолкнулась на что-то, и Луис до крови прикусил верхнюю губу. Взяв фонарь, Луис посветил вниз. Земля. А по земле диагональным разрезом шла серо-серебряная линия. Это была плита. Луис уже выгреб большую часть грязи. Но ведь он наделал так много шума. Казалось, на всем свете нет громче шума, чем шорох лопаты, счищающей грязь с бетонной плиты могилы в темную ночь.
Луис слез в могилу, прихватив веревку. Он продел веревку в железные кольца одной плиты с одного конца. Выбравшись из могилы, Луис расстелил брезент, лег на него и схватился за конец веревки.
«Луис, ты же думал об этом. За твой последний шанс… Ты прав. Это – последний шанс.., и я, черт побери, должен воспользоваться этим».
Взявшись обеими руками за конец веревки, он потянул. Квадратная, бетонная плита легко поднялась, заскрежетав. Плита, которую Луис тянул за один конец, повернулась как на шарнире и стала почти вертикально, открыв половину могилы.
Луис снял веревку с колец и положил ее рядом, возле могилы. Теперь он мог просто встать у края и потянуть плиту вверх.
Установив плиту вертикально, Луис спустился в могилу, стараясь двигаться осторожно. Упав, плита непременно раздробила бы ему ноги. Вниз посыпались камешки, и Луис услышал, как они застучали по крышке гроба.
Нагнувшись, Луис схватился за край второй бетонной плиты и потянул ее наверх. Коснувшись плиты, он почувствовал под пальцами что-то скользкое и холодное. Потом и вторая плита была поставлена «на попа». Тогда Луис посмотрел на свою руку и увидел слабо извивающегося земляного червя, которого раздавил пальцами. Задохнувшись от крика отвращения, Луис стряхнул остатки червя с руки на стенку могилы своего сына.
Потом он посветил вниз фонариком.
Там стоял гроб, который он последний раз видел, когда его опускали в могилу. Тогда гроб окружал зеленый пластик. Вот она – коробка, в которой лежат останки его сына. Ярость, безумная, раскаленная ярость поднялась в Луисе, а потом нахлынуло ощущение чего-то холодного, отрезвляющего. Идиот!
Луис нащупал заступ. Замахнувшись, он изо всех сил обрушил его на замки гроба: раз, второй, третий, четвертый… Зубы Луиса сжались.
«Я пробьюсь к тебе, Гадж. Вот увидишь!»
Замок треснул с первого удара и, возможно, остальные удары были лишними, но Луис продолжал и продолжал бить, желая не столько открыть гроб, сколько разломать его. Некое подобие здравомыслия вернулось, и Луис остановился, занеся свое орудие для очередного удара.
Заступ погнулся. Луис отбросил его в сторону и выкарабкался из могилы, встал на ноги, чувствуя слабость в коленях. Его тело было словно каучуковым. Он почувствовал тошноту, и ненависть так же быстро покинула его, как и нахлынула. Холод кладбища наполнил холодом его душу. Ни разу в жизни он не чувствовал себя таким одиноким и покинутым, словно космонавт в скафандре, плывущий прочь от корабля в великой темноте космоса. «Билл Батермен чувствовал то же самое?» – удивился Луис.
Он лег на землю, на спину, переводя дух, успокаиваясь. Когда слабость отступила, Луис сел, прислонившись спиной к надгробию соседней могилы. Посветив фонариком в могилу Гаджа, он увидел, что замки гроба не просто сбиты, а сметены. Он измолотил гроб из-за внезапной вспышки ярости. Дерево вокруг замков было раскрошено.
Луис зажал фонарик под мышкой. Он осторожно присел на корточки. Его руки двигались ощупью, словно он пытался поймать пару кружащихся мух, готовый в любой момент прикоснуться к чему-то мертвому…
Нащупав крышки, Луис сунул в нее пальцы. На мгновение он остановился.., не мог он сейчас отступить.., а потом открыл гроб сына.
Глава 50
Речел Крид уже долетела до Бостона. Ее самолет из Чикаго вылетел вовремя (чудо само по себе) и опоздал в Нью-Йорк на пять минут. В Бостоне самолет приземлился уже на пятнадцать минут позже. В 23.12. у Речел оставалось еще тринадцать минут.
Она еще могла бы успеть на следующий самолет, но автобус, который отвозил пассажиров в аэропорт, слишком долго кружил по взлетному полю и приехал чересчур поздно. Речел паниковала, переминаясь с ноги на ногу, так, словно хотела в туалет; то и дело перевешивала сумку своей матери с одного плеча на другое.
Автобус приехал только в 11.25, и она начала очень нервничать, топтаться на месте у выхода из автобуса. Ее каблуки были не высокими, но все равно… Больно ударившись лодыжкой, Речел остановилась только на мгновение. Сняв туфли, она взяла их в руку и, только двери автобуса открылись, побежала босиком по зданию аэропорта. Она промчалась мимо регистраторов «Оллег-хени» и «Восточной Аэрокомпании», привлекая к себе внимание.
Воздух огнем обжигал ее легкие, каждый раз проникая все глубже и глубже.
Речел пробежала мимо регистраторов международных аэролиний. Она торопилась туда, где маячил знак компании «Дельта». Мотнувшись через дверь, она мельком взглянула на часы и увидела, что успевает. Было 23.37.
Один из двух служащих с удивлением посмотрел на нее.
– Рейс 104, – тяжело выдохнула она. – В Портленд. Еще не улетел?
Служащий посмотрел на экран дисплея.
– Пока еще здесь, – проговорил он. – Но они закончили посадку пять минут назад. Я сейчас позвоню. Багажный чек вам нужен?
– Нет, – выдохнула Речел и смахнула волосы с глаз. Ей казалось, что ее сердце вот-вот выскочит из груди.
– Они не станут ждать. Я позвоню.., но советую вам бежать как можно быстрее.
Речел бежала не так уж быстро… Она просто не могла быстро бежать. Она бежала, как могла. Эскалатор вел во тьму, и Речел затопала вверх по лестнице, чувствуя во рту вкус медных стружек. Добравшись наверх, она уронила сумку на ленту, чтобы ее, с помощью ультразвукового прибора осмотрела работница аэропорта. Речел сжимала и разжимала кулаки от нетерпения, ожидая свою сумку с другой стороны ленточного конвейера. Схватив сумку, Речел побежала дальше. Сумка болталась сзади, больно колотя по нижней части спины.
Пробегая мимо, Речел взглянула на один из мониторов.
«Рейс 104 Портленд. Отправление 23.25. Посадка – выход 31».
Выход 31 находился в дальнем конце главного зала.., и как раз когда Речел взглянула на монитор, «Посадка» изменилась на «Посадка закончена».
От обиды Речел закричала. Она пробежала через двери, но успела заметить горящую над выходом надпись: «Бостон – Портленд 23.25».
– Посадка закончена? – недоверчиво спросила Речел. – Она на самом деле закончена?
Служащий, улыбаясь, посмотрел на нее.
– Самолет выруливает на посадочную полосу. Извините, мадам. Вы почти успели, пусть это вас утешит. – Он показал в большое окно. Там Речел увидела большой 727. Огни делали его похожим на большую, рождественскую елку, которую положили на бок и поставили на колеса, так что теперь она могла катиться.
– Разве вам не позвонили о том, что я должна подойти? – воскликнула Речел.
– Когда они позвонили, уже сел 104. Если бы я задержал этот самолет, 727 пришлось бы ехать через толпу пассажиров, выходящих со взлетного поля через «30 выход». Пилот потом стер бы меня в порошок. Надо чтить интересы сотни других пассажиров. Извините. Вы опоздали на четыре минуты:., Речел пошла назад, не слушая извинения. Она пошла назад к кассам «Дельты», когда на нее накатила волна слабости. Споткнувшись, она присела, ожидая, пока тьма в глазах рассеется. Потом она надела туфли и вытащила последнюю сигарету из пустой, разлохмаченной пачки «Ларка». «Ноги так болят, что, наверное, я даже
