завизжав по-бабьи, оступился и кубарем улетел в злосчастный овраг с колючками, где не один час проторчал ксари. У Дерри душа ушла в пятки, аж икнув при этом от испуга. Он попятился, на секунду забыв, что находится в зверином обличии, и Адольф его все равно узнать не может. Рядом с вылезающим из колючек болотным троллем спустя долю секунды возник Тарман, и Лайтнинг вспомнил, что у придворного мага Сарта всегда были определенные проблемы с телепортацией. Он постоянно ошибался в координатах на несколько метров, поэтому никогда не перемещался в закрытые помещения, где поблизости могли совсем некстати оказаться стены. И угораздило же мага по ошибке попасть именно в тот овраг, который Дерри облюбовал для слежки.
Тарман среагировал значительно быстрее, чем Адольф, и кинул вперед магическую ловушку. Огромный кот развернулся в прыжке, уворачиваясь от заклинания, и понесся по направлению к лесу. Левую заднюю лапу свело острой покалывающей болью там, где ее коснулась голубоватая магическая сеть, но конечность не потеряла чувствительность и продолжала нормально функционировать. Дерри с облегчением отметил, что и в зверином обличии магия так же наносит ему минимальный урон. Из-за спины доносились гневные вопли Тармана, призывающего стражу к порядку, и одинокие хлопки арбалетных выстрелов. Но серебристый барс вихрем несся по полю и скоро скрылся в ближайших кустах. Догнать наглое животное не представлялось возможным. Как только ветки сомкнулись за пушистым кошачьим хвостом, зверь позволил себе перейти на легкий пружинящий шаг. Разведку можно было считать более или менее удачной. Если «удача» – применимое к данной ситуации слово. Дерри все еще не был уверен, что в замке Хакисы устроил резиденцию Сарт, но Адольф и Тарман, по-хозяйски разговаривающие со стражей на подходах к воротам, явно свидетельствовали, что на этой территории прочно обосновался синдикат. Все самые неприятные подозрения подтвердились, и ксари понимал, что достать из сокровищницы замка ожерелье – если, конечно, украшения все еще там – будет очень сложно, почти невозможно.
Если с любым другим владельцем драгоценностей и можно договориться, заплатив за вещь определенную сумму золотом, то с синдикатом этот номер вряд ли пройдет, разве что через подставных лиц. Потому что, выйди на представителей синдиката хоть кто-либо из их компании, цена будет одна – он, Дерри, желательно перевязанный красной подарочной ленточкой. А сам Лайтнинг совершенно не желал выступать в роли разменной монеты, даже при оплате за такую важную вещь. В то же время, он не был уверен, что Калларион, узнав, какая назначена за недостающий для проведения ритуала предмет, сможет отказаться от лелеемой тысячелетиями идеи. Скорее всего, эльф не задумываясь выменяет жизнь и свободу какого-то там ксари на столь желанное украшение. Искушать судьбу не хотелось и следовало подумать над приемлемым выходом из создавшейся ситуации, а это значило, что придется опять перебегать дорогу синдикату. При любом развитии событий получалось, что крайним будет он, ксари. Что в первом, что во втором случае остается вполне реальная опасность быть схваченным людьми Сарта. В то, что охота на него отменена, Дерри абсолютно не верил, это было просто предвестьем какой-то хорошо спланированной пакости. Ловушки, в которую он непременно должен угодить. Вопрос, в каком месте расставлены силки? Не здесь ли? Лайтнинг недовольно мотнул хвостом, отгоняя от себя упаднические мысли. В конце концов, Сарт за ним охотился, и, вероятнее всего, еще долго не откажется от этой идеи. Следовательно, перебегая дорогу синдикату, он, Дерри, ничего не теряет, а только приближает неизбежное столкновение с людьми Сарта и получает возможность сорвать их планы насчет ловушки на него любимого. А все мысли о том, что приманкой как раз и служат хранящиеся в замке украшения – полный и беспросветный бред. Ведь сколь бы ни был могущественен Сарт, он – не бог и не может знать все. А информация об украшении доступна лишь узкому кругу лиц, и вряд ли может просочиться за его пределы.
– А что, Лайтнинга еще нет? – удивленно спросил Калларион, подвигая кресло к уютно горящему камину.
– Уже нет, такая формулировка будет точней, – отозвался Стик с дивана. – Дерри предпочитает все делать в одиночку, не выслушивая перед ответственным заданием ничьих советов и наставлений. Я предполагаю, что на разведку сегодня он смылся ни свет ни заря, специально не дожидаясь того момента, когда мы проснемся. Это его обычная манера. Предполагаю, что в ближайшие два часа мы смело можем ожидать его возвращения, – пожал плечами герцог.
Эльф удивленно приподнял тонкие, вразлет, брови и задумался, по привычке теребя прядь волос. Спустя какое-то время он произнес:
– Что ж, это может, и к лучшему, если ксари не будет присутствовать при нашем дальнейшем разговоре. Мне бы хотелось сначала поделиться с вами моими соображениями. После того как мы решим, насколько они могут быть верны, вы сами определитесь, передавать ли Дерри эту информацию. Просто я боюсь, что мои слова могут оказать на него слишком сильное эмоциональное воздействие. Если то, о чем я думаю, все же не соответствует истине, ксари может опять уйти в себя на неопределенное время, а это ни к чему. Он только что справился со своими чувствами и начал адекватно реагировать на окружающий мир. Мне бы не хотелось послужить причиной его очередной депрессии. Так что сейчас дождемся Дирона, он там, внизу о чем-то увлеченно спорит с трактирщиком, и я вам поведаю, что сегодня ночью пришло мне в голову.
Стикур нервно заерзал на темно-зеленом велюровом диване, но усилием воли сдержал рвущийся наружу вопрос, считая, что герцогу не пристало выказывать нетерпение. В конце концов, любая информация, сколь бы интересной и ценной она ни была, может подождать лишние десять минут. Стикур постарался принять более или менее расслабленную позу и с показным равнодушием уставился на дверь в коридор. Со стороны могло показаться, что герцог Нарайский безразличен ко всему происходящему. Его безупречные аристократичные черты лица хранили полную невозмутимость и безмятежность, но не могли обмануть прожившего более тысячи лет эльфа. Калларион с удовлетворением отметил интерес в живых серых глазах герцога. Все же, как Стик ни старался сдерживать эмоции, это получалось у него значительно хуже, чем у того же ксари, чье настроение Калларион мог разобрать чрезвычайно редко, в те минуты, когда Дерри считал, что может приоткрыть свое истинное «я» этому миру. Или если ксари вдруг терял над собой контроль, что случалось еще реже. Стикура же выдавали глаза, выражением которых герцог пока управлять не научился, и эльфа это устраивало. Ксари же Калларион не то чтобы недолюбливал, но относился к нему с изрядной долей настороженности. Он единственный, пожалуй, мог догадаться, что с возвращением Лараны в этот мир все не так-то просто. За долгие годы жизни эльф привык читать людей, да и других существ, словно раскрытую книгу, и впервые за столетия столкнулся с чем-то неподдающимся его пониманию. Стик и Дир были намного проще, все их мысли, чувства и поступки лежали на поверхности, и предугадать поведение непохожих друг на друга братьев было несложно. Дирон в отличие от Стика даже не пытался замаскировать свои стремления и помыслы. Быть может, поэтому и общаться с ним было не в пример легче и приятнее, чем с герцогом, упорно постигающим науку скрывать от мира свое истинное «я». Пока выходило у него не очень хорошо, но, зная упорство молодого человека, Калларион предполагал, что с годами Стик освоит это умение в совершенстве. Впрочем, кто знает? Сам Калларион считал, что отгораживается от мира тот человек, которому есть что скрывать, и чьи помыслы не совсем чисты. Он уважал Дирона прежде всего за то, что молодой маг предельно честен в своих стремлениях и даже не пытался их скрыть. Герцог же был не таков. То ли цели в жизни у него были куда более приземленные, то ли Стикур отдавал дань традиции, считая, что аристократ должен быть невозмутим и бесстрастен.
Отвлек Каллариона от мыслей Дирон, неожиданно появившийся в гостиной. За ним бессловесной тенью летела Ларана, которую маг, по-видимому, не замечал. Захлопнувшаяся дверь вполне могла бы придавить девушку, имей она телесную оболочку. А так призрачная принцесса даже не заметила возникшего прямо перед носом препятствия, просочившись сквозь беленое дерево неясной голубоватой тенью. Калларион очень надеялся, что Ларана появилась в коридоре второго этажа, принадлежавшего им, а не где-нибудь в обеденном зале. Впрочем, воплей испуганной публики не слышалось, поэтому можно было надеяться, что обошлось без эксцессов. В этом смысле путешествовать с призраком, пожалуй, было еще рискованнее, чем с ксари-оборотнем. Лайтнинг хоть сам понимал, что лишний раз на людях светиться не стоит – это чревато неприятностями, причем, и лично для него, и для всех окружающих. Объяснить же это Ларане оказалось значительно труднее. Люди призрачной принцессе все равно ничего не могли сделать, а с их эмоциями и чувствами она не желала считаться еще и при жизни. Чего же ждать от нее после смерти, когда общее наплевательское отношение ко всем, кроме себя, усиливается. Поэтому появиться Ларана могла где угодно, когда угодно, причем в самый неподходящий момент. Пока подобных неприятностей удавалось избежать благодаря тому, что Ларана предпочитала уединение и не любила показываться на глаза чужакам.
– Ну, все вроде бы в сборе, – удовлетворенно отозвался эльф, отрываясь от своих философских
