— Все мы поначалу так думали, — мягко промолвила Наоми.
— Да, я знаю. Но немногим довелось перенести то, что выпало на мою долю. Впрочем, я старался. Делал все, что было в моих силах. Привел дом в порядок. Но вот об этом я никогда и никому не рассказывал. Даже Господу Богу. Отыскал в самом отдаленном уголке своего сердца каморку и запер ее дверь навсегда.
Сэм увидел, как по морщинкам, избороздившим лицо Дейва, катятся слезинки.
— Да, запер. И ключ выбросил. А потом заколотил дверь досками. А поверх досок приладил стальной щит, который накрепко привернул гайками. И еще забаррикадировал вход тяжеленным шкафом. И даже потом еще разок вернулся, чтобы навалить на шкаф кучу кирпичей. С тех пор вот уже много лет я твержу себе, что с Арделией покончено, что я выбросил эту мерзость из головы. Ее и все то, что она со мной сотворила. Чего я только не принимал, чтобы у меня память отшибло, — все без толку! А с тех пор, как в «АА» вступил, меня постоянно тянуло заглянуть в эту каморку. Словно магнитом. У магнита этого даже имя есть — Арделия Лорц. Потом меня по ночам кошмары стали донимать. Все время плакаты снились, что для нее рисовал, — те самые, которые так детишек стращали… Впрочем, бывали сны и пострашнее. С другими кошмарами их и сравнить было нельзя.
Голос его предательски дрогнул.
— Может, вам лучше передохнуть? — предложил Сэм, вдруг поняв, что, как бы ни хотел выслушать признание, какая-то часть его естества бурно восставала против этого: боялась до паники.
— Нет, отдыхать мне некогда, — отмахнулся Дейв. — Врачи говорят, что у меня диабет, поджелудочная ни к черту, да и от печени мало что осталось. Скоро я уже на вечный отдых устроюсь. Не знаю только — в раю или в аду. Лишь в одном точно уверен: хмельного зелья там не продают. И слава Богу. Словом, отдыхать некогда. Если я когда и расскажу об этом, так только сейчас. — Он осторожно посмотрел на Сэма. — Вы уже поняли, что попали в беду, да?
Сэм кивнул.
— Но еще не осознаете всей серьезности своего положения. Вот почему я должен обо всем рассказать. Мне кажется, что порой… Арделия на какое-то время затаивается. Вот и на этот раз все повторилось: она долго пряталась, а потом — выбрала вас, мистер Пиблс. Еще и поэтому я должен выложить все начистоту. Не могу, правда, сказать, чтобы это мне улыбалось. Вчера после ухода Наоми я купил в лавке бутылку дрянного вина. Уединился на старом дворе, посреди всякого мусора, где раньше столько раз сидел. Откупорил бутылку и знаете, чем пахнет эта бурда? Мне всегда казалось, что так воняют обои в дешевой гостинице, где клопы кишат или сточная канава. И все-таки запах этот всегда привлекал меня. Как вечный сон…
Так вот, держу я бутылку перед носом, принюхиваюсь и слышу голос этой стервы из запертой каморки. Запертой и наглухо заколоченной. Голос как у заживо похороненной. Он и сейчас как живой у меня в ухе звучит: «Правильно, Дейв, молодец, это единственный выход для тебя и для всех таких, как ты. Выпей — и никаких забот больше знать не будешь. До самого конца».
Я уж хотел было глотнуть, как вдруг в самый последний миг учуял запах… Ее запах. И сразу вспомнил ее мертвое лицо, испещренное тонкими ниточками… перекошенный рот… И отшвырнул бутылку. А потом и вовсе разбил о кусок рельса. Ведь надо же наконец покончить с этой дрянью! Очистить наш город от этой падали!
Надтреснутый голос Дейва патетически возвысился, и он прокричал:
— Хватит! Пора покончить с этим дерьмом!
Наоми прикоснулась к его руке. В глазах ее застыл испуг.
— Что у нас происходит, Дейв? В чем дело?
— Сперва я хочу сам убедиться, — сказал Дейв. — Расскажите про вашу беду, мистер Пиблс. Обо всем по порядку. Но только ничего не утаивайте.
— Хорошо, — согласился Сэм. — Но при одном условии. Пообещайте звать меня Сэмом… А я, в свою очередь, никогда больше не назову вас Грязнулей Дейвом.
Рот Дейва растянулся до ушей.
— Хорошо, Сэм. Считайте, что договорились.
— Вот и прекрасно. — Сэм глубоко вздохнул. — А началось все, Дейв, с этого чертова акробата…
Рассказ занял больше времени, чем он ожидал: зато потом, выложив все как на духу, Сэм испытал несказанное облегчение. Он рассказал про Невероятного Джо, про просьбу Крейга Джонса и про совет Наоми. Рассказал, как выглядела библиотека и как он познакомился с Арделией Лорц. По мере того как он говорил, глаза Наоми становились шире и шире. Когда Сэм описал плакат с Красной Шапочкой, Дейв кивнул и объяснил:
— Это единственный, который не я нарисовал. Арделия его с собой привезла. Наверняка она до сих пор этот плакат при себе держит. Мои работы ей нравились, но этот пользовался особой любовью.
— Почему? — спросил Сэм.
Но Дейв только покачал головой и попросил, чтобы он продолжил. Сэм рассказал им про формуляр, про взятые книги, а также про неприятный спор из-за плакатов, вспыхнувший у него с Арделией Лорц.
— Вот оно что, — глухо произнес Дейв. — Тогда все ясно. Я ведь эту поганку знаю. Вы вывели ее из себя, Сэм. Это как пить дать. Вы ее разозлили… и теперь она собирается вас проучить.
Сэм сбивчиво и торопливо пересказал все остальное, но когда добрался до визита Библиотечного полицейского в мрачном сером френче, голос его дрогнул. Сэм едва не плакал; руки снова охватила мелкая дрожь.
— Не принесете водички? — спросил он Наоми внезапно охрипшим голосом.
— Да, конечно.
Наоми отошла на пару шагов, но неожиданно вернулась и поцеловала Сэма в щеку. Прежде чем уйти за водой, прошептала ему на ухо три благословенных слова:
— Я верю вам.
Сэм поднес стакан ко рту — двумя руками, чтобы не расплескать, — и залпом осушил его наполовину. Затем спросил:
— А вы, Дейв? Вы мне верите?
— Да, — кивнул тот. Вид у Дейва был рассеянный, словно он думал о чем-то своем. Сэм понял, что старика его рассказ не удивил. Уж он-то знал эту загадочную Арделию Лорц не понаслышке, и выражение лица его, опустошенного, недвусмысленно свидетельствовало: отношения их были не самыми тесными и дружескими.
Дейв некоторое время сидел молча, но щеки его чуть порозовели. Он смотрел прямо перед собой, туда, где за железной дорогой расстилались бескрайние поля. Месяца через полтора там буйно зазеленеет кукуруза, но сейчас поля выглядели безжизненными и голыми. Дейв проводил взглядом тень облака, похожего на гигантскую хищную птицу, которое медленно скользило по пустырю. Наконец собрался с духом и твердо заявил:
— У моего Библиотечного полицейского — того, что я нарисовал по просьбе Лорц, — никакого шрама на лице не было.
Сэм вспомнил узкое бледное лицо незнакомца, так напугавшего его. Да, шрам у него, безусловно, был — длинный и тонкий: по всему лицу тянулся, от щеки через переносицу.
— И что из того? — спросил он. — Что это может означать?
— Лично для меня — ничего, а вот для вас, мистер… Сэм, может, что-то и означает. Бляху его я знаю… с многоконечной звездой, как вы сказали. Я отыскал ее в одной книге по геральдике, у нас в Джанкшен-Сити, в городской библиотеке. Это Мальтийский крест. Христианские рыцари нашивали его на грудь, отправляясь в крестовый поход. Эти кресты наделялись магической силой. Меня так пленила необычная форма, что я изобразил такой крест на плакате. Но… шрам? Нет. У моего Библиотечного полицейского шрама не было. Кто же тогда ваш полицейский? Кто к вам приходил, Сэм?
— Я не… Я вас не понимаю, — медленно произнес Сэм, но тут же снова услышал зловещий голос:
— Пойдем с-со мной, с-сынок… Я полит-сейский.
