И снова почувствовал знакомый привкус во рту. Сладковато-приторный привкус солодки. К горлу подступила тошнота. Чушь какая-то! Он ведь в жизни эту дурацкую солодку не пробовал. На дух ее не выносил.
Откуда ты это знаешь, если и правда никогда ее не пробовал?
— Нет, я вас не понимаю, — неуверенно повторил он.
— Все-таки с вами явно творится что-то неладное, Сэм, — промолвила Наоми. — Вы выглядите так, будто вас ударили под дых.
Сэм метнул на нее раздраженный взгляд. Наоми спокойно посмотрела на него, и Сэм почувствовал, что сердце опять колотится как безумное и грозится выскочить из груди.
— Ладно, оставим пока это, — произнес Дейв. — Хотя откладывать надолго не будем. Вы, Сэм, просто не можете позволить себе такой роскоши. Если хотите выбраться из этой передряги, конечно. Позвольте, теперь я поведаю вам свою историю. Никогда еще об этом не рассказывал, да и не расскажу больше. Но теперь — пора…
Глава 11
Рассказ Дэйва
— Меня не всегда называли Грязнулей Дейвом, — начал он. — В начале пятидесятых я был просто Дейвом Данкеном, всеобщим любимцем и баловнем судьбы, посещал тот самый «Ротари-клуб», в котором выступали вы, Сэм. А почему бы и нет? У меня было собственное дело, приносившее весьма приличный доход. Я расписывал вывески, и мои услуги были нарасхват. В Джанкшен-Сити и в Провербии, а порой и в Сидар-Рапидс. Как-то раз мне даже пришлось нарисовать огромную рекламу сигарет «Лаки Страйк» на бейсбольном стадионе в Омахе. Да, я был модным мастером по этой части. Меня считали лучшим рисовальщиком рекламы на всем Среднем Западе. И не без оснований.
Но, оставаясь здесь, я не переставал мечтать о серьезном искусстве, которое меня всегда притягивало. Профессионального образования я так и не получил — меня вышибли, — правда, это не обескураживало; я знал немало примеров, когда талантливые самоучки пробивались на самый верх.
Вполне возможно, что и мне это удалось бы. Я даже продал несколько картин — немного, ведь я не был обременен семьей, да и вывески приносили мне кучу денег. К тому же, как и большинство художников, почти все эскизы я сохранял для персональных выставок. Я не раз выставлялся. Здесь, в нашем городке, в Сидар-Рапидс, да и в самом Де-Мойне. Про эту выставку даже поместили отдельную статейку в «Демократе». Расписали меня как второе пришествие Джеймса Уистлера.[4]
Дейв приумолк, словно раздумывая, что сказать дальше. Затем приподнял голову и снова уставился на пустынные поля за железной дорогой.
— В «АА» любят рассуждать о людях, которые стоят одной ногой в прошлом, а другой в будущем, начисто забывая о настоящем. Однако порой и правда хочется поразмышлять о том, как сложилась бы твоя жизнь, поступи ты в свое время немного иначе. — Дейв виновато посмотрел на Наоми, которая улыбнулась в ответ и легонько пожала его руку. — Ведь я и в самом деле был тогда на коне и мог достичь любых высот. Однако уже в те годы здорово поддавал. Я не придавал этому никакого значения — ведь я был молод, полон сил, да и уповал на то, что все великие художники черпают вдохновение в вине. Так я считал по крайней мере. И все равно, даже несмотря на это, я мог бы добиться успеха, если бы… не Арделия Лорц, приехавшая тогда в Джанкшен-Сити.
И со мной было покончено.
Я узнал ее по вашему описанию, Сэм, хотя в те годы она выглядела иначе. Вы просто сами ожидали увидеть библиотекаршу такой, а Лорц это вполне устраивало. Когда же она впервые появилась в Джанкшен-Сити — это было в 1957 году, — то была пепельной блондинкой с точеной фигуркой и сногсшибательными формами. Я тогда жил в Провербии и посещал баптистскую церковь. Не могу сказать, чтобы отличался особой набожностью, но в церкви всегда можно было встретить красивых женщин. Одной из них была ваша мать, Сара.
Наоми рассмеялась; тем особым смехом, которым женщины умеют демонстрировать свое недоверие.
— Арделия сразу стала для всех своей в доску. Сейчас-то, когда прихожане ее вспоминают — если, конечно, такое случается. — они наверняка утверждают что-то вроде: «Я сразу поняла: с этой Лорц что-то неладное» или «Я ее мигом раскусила», но тогда все было иначе, вы уж поверьте мне. Все вились вокруг нее — и женщины наравне с мужчинами, — как пчелы вокруг первого весеннего цветка. Не прожив в городе и месяца, она устроилась помогать мистеру Лейвину, но еще за пару недель до этого уже преподавала детишкам из воскресной школы в Провербии.
Не знаю уж, чему именно она их учила, но готов биться об заклад на последний доллар — не Евангелию от Матфея. Малыши были от нее без ума…
Так вот, случилось так, что она привлекла мое внимание… да и я ей приглянулся. Сейчас вы, конечно, не поверите, но в те дни я был хорош собой. Крепкий и загорелый от постоянной работы на свежем воздухе, с соломенной шевелюрой и талией, которой, Сара, даже вы позавидовали бы.
Арделия арендовала загородный домик в полутора милях от церкви; небольшой такой курятничек на отшибе. В нем давно никто не жил, и домишко так нуждался в покраске, как одинокий путник среди песков — в стакане воды. Как-то раз — уже сентябрь в разгаре был — я увидел Арделию в церкви и предложил покрасить стены ее обители.
В жизни больше не встречал таких огромных глаз, как у нее. Должно быть, большинству людей они показались бы серыми, но стоило Арделии только посмотреть на вас в упор, и вы бы голову на отсечение дали, что они серебристые. А именно так она на меня в тот день и посмотрела. И запах от нее исходил какой-то удивительный. Неземной. Никогда с тех пор я его больше не улавливал. Нечто вроде лаванды, но не совсем лаванда. Почему-то мне всегда казалось, что именно так благоухают неведомые маленькие белые цветы, распускающиеся только после захода солнца.
Словом, она покорила меня с первого взгляда, сразила наповал.
Мы стояли совсем близко — наши тела почти соприкасались. На Арделии было бесформенное черное платье — в таких часто ходят старухи — и шляпка с вуалью; в руках она сжимала сумочку. Настоящая набожная пуританка. Да вот только в глазах ее ничего пуританского не было. Как раз напротив, сэр.
«Надеюсь, вы не собираетесь расписать стены моего домика рекламой табака?» — спросила она.
«Нет, мэм, — ответил я. — Я хочу только выбелить его как следует. Пару раз. Прежде я таким делом не занимался, но вам, поскольку вы у нас новенькая, готов сделать исключение. По-соседски, так сказать»…
«Это приятно», — сказала Арделия и прикоснулась к моему плечу.
Дейв кинул извиняющийся взгляд на Наоми.
— Может, не стоит вам дальше слушать, Сара? Сейчас самая пакость начнется. Ужасно стыдно, поверьте, но мне надо душу излить. Очиститься от всего, что мы сотворили с этой гадиной.
Наоми погладила его ссохшуюся, морщинистую руку.
— Говорите, Дейв. Не обращайте на меня внимания.
Он глубоко вздохнул и продолжил:
— Едва она ко мне притронулась, я понял: или эта женщина станет моей, или я погибну. Представляете — а ведь она только прикоснулась ко мне. Один-единственный раз! И Арделия тоже поняла, что со мной творится. Я прочел это в ее глазах. Ох и хитрющие же были эти глаза! И недобрые. Но возбуждали они меня неимоверно.
«Да, Дейв, — сказала она, — это будет вполне по-соседски. Я и сама хочу стать вам очень хорошей соседкой».
Я проводил ее до дома. Бросив всех своих приятелей у дверей церкви. Уж как они меня чихвостили! А ведь даже не представляли, насколько им повезло. Всем, кроме меня.
