курортный городок Сан-Блазиен — дышать воздухом сравнительно более низинным. Туда же в июне на лето приехала Дора Сергеевна с Ниной; началась жизнь семейная, вперемежку с процедурами и строго исполнявшейся ежедневной нормой — работой над романом.
БОЛЬШИЕ МАРШРУТЫ
В середине декабря 1932 года Федин возвратился в Ленинград. И сразу, соскучившийся, истомившийся, включился в общественно-литературные дела.
На протяжении почти всего 1933 года, начиная с № 4, журнал «Звезда» небольшими «порциями», с двухмесячным перерывом, печатал первую книгу романа «Похищение Европы». Почти все это время автор продолжал работать над произведением — заканчивал последние главы и совершенствовал текст. Публикация завершилась лишь в двенадцатом номере.
Все было бы хорошо, но жить в питерском сыром, слякотном и переменчивом климате становилось трудно. Временным выходом был переезд в Детское Село, где больного взяла под свое крылышко дружеская «колония» А.Н. Толстого — В.Я. Шишкова, а затем он получил летнюю квартиру в жилом Зубовском флигеле Екатерининского дворца.
Звучало это пышно (хотя квартирка исключительно рассчитана была на летний сезон), архитектурно смотрелась величественно, окна выходили прямо в один из знаменитых царскосельских парков. Но сохранению здоровья, к несчастью, помогало мало. Требовался переезд совсем в иной климат, в другие места. Куда? Наверное, в Москву… Он понимал, что переезда не избежать. И это сознавали окружающие.
«В Детском живет Федин, — сообщал А. Толстой 1 апреля 1933 года Горькому. — С ним очень неважно. У него опять появились палочки в одном, вылеченном, легком, а другое в пневмотораксе. Он читал мне свой роман („Похищение Европы“. —
В конце 1933-го — начале 1934 года Федин повторил курс заграничного лечения.
В Германии уже произошел фашистский переворот. Швейцария отказала в визе, придравшись к пустяшной формальности — переезду писателя из одного местного кантона в другой без разрешения властей при посещении Ромена Роллана в мае 1932 года. Подлинной причиной, что почти не скрывалось, была тогдашняя статья Федина 'У Роллана' в газете «Известия» (1932, 13 июля), которая вызвала шумную реакцию в буржуазной прессе, цеплявшейся за любой повод, чтобы извратить отношения французского художника-гуманиста с Советским Союзом. Заступничество Роллана за Федина привело только к обратному результату. Швейцарские «нейтралы» теперь все больше демонстрировали мнимую «непричастность» к политике.
Лечился Федин в альпийских отрогах Северной Италии, побывав попутно в Милане, Флоренции, Риме и других городах. 19 февраля 1934 года он вернулся домой…
Весна и лето 1934 года — страдная пора общественных дел. Федин — член Оргкомитета во главе с А.М. Горьким по подготовке I съезда советских писателей. Значение темы современности для многонациональной советской литературы и необходимость повышения требований к художественному уровню произведений — заглавные мысли, которые Федин разовьет затем в своей речи на съезде, он тщательно детализирует и облекает в конкретные предложения на различных совещаниях при подготовке всесоюзного форума.
Другие дела пестры, многолики. Но по замыслу дающего им энергичное водительство и размах Горького, которому, употребляя собственное выражение в одном из тогдашних писем Федину, — 'работать хочется — как младенцу материнского молока', отмечены той же направленностью — сплотить литературные силы, повысить все виды писательского воздействия на жизнь, найти новые формы связей с массовым читателем. Федин пропагандирует и организует в Ленинграде подготовку и издание коллективной очерково-публицистической серии книг 'История фабрик и заводов'. Берется за редактирование сборника воспоминаний участников Октябрьского вооруженного восстания в Питере, подготовляемого в научно- популярной серии 'История гражданской войны'.
8 августа 1934 года на городской писательской конференции в Ленинграде Федин сделал доклад 'О прозе ленинградских писателей'. Текст его он в тот же день отослал Горькому с краткой сопроводительной запиской: может, кое-что оттуда 'пригодится как «сырье», сослужит подспорьем для общего доклада о советской литературе на I съезде, над которым в те дни работал Горький.
…17 августа, еще задолго до открытия съезда, улицы, прилегающие к светло-зеленому зданию московского Дома союзов, заполнили толпы народа. Ощущение историчности момента охватывало участников съезда, когда они по узкому длинному коридору, сохранявшемуся в толпе, проходили к массивным дубовым дверям Дома союзов. (Кстати сказать, наплыв читателей у стен здания не иссякал все шестнадцать дней работы съезда.)
Приподнятая атмосфера царила внутри Колонного зала. На съезд прибыло 376 делегатов с решающим и 215 с совещательным голосом, представляющих около двух с половиной тысяч членов и кандидатов Союза писателей СССР. Даже внешняя символика в убранстве помещения выражала единение разноязычных художественных культур Советской страны. В огнях огромных хрустальных кружевных люстр со стен Колонного зала смотрели портреты Пушкина и Шевченко, Льва Толстого и Гоголя, Некрасова и Щедрина, Руставели и Низами…
Съезд открылся в 18 часов 45 минут. За многолюдным столом президиума литературный Ленинград представляли А. Толстой, Н. Тихонов и К. Федин. Чувашский поэт Педер Хузангай оставил запись о первых минутах съезда. 'Стол президиума был длинный… — рассказывает он. — Не все и не сразу разглядели Горького… Вот он встал. На нем был серый костюм, голубоватая трикотажная сорочка 'в чешуйку' с таким же галстуком. «Юпитеры» со всех сторон направили свой беспощадный свет на председателя. Алексей Максимович смутился, покашлял, надел очки и сказал глуховатым баском:
— Уберите, пожалуйста, эту свечку.
Это были его первые слова. По залу прошел легкий смех. И сразу установилась атмосфера непринужденности…'
Уже во вступительной речи Горький выразил смысл и значение первого такого форума писателей. 'Значение это — в том, — подчеркнул он, — что разноплеменная, разноязычная литература всех наших республик выступает как единое целое перед лицом пролетариата Страны Советов, перед лицом революционного пролетариата всех стран и перед лицом дружественных нам литераторов всего мира… Наша цель — организовать литературу как единую культурно-революционную силу'.
Центральным событием съезда стал доклад Горького 'Советская литература', сделанный в тот же день. Докладчик очертил философско-эстетические принципы, определяющие идейное единство советских писателей. Социалистический реализм, признанный затем согласно уставу Союза писателей СССР основным методом советской литературы, получил теоретическое обоснование в докладе Горького.
'Социалистический реализм утверждает бытие как деяние, — говорил докладчик, — как творчество, цель которого — непрерывное развитие ценнейших индивидуальных способностей человека, ради победы его над силами природы, ради его здоровья и долголетия, ради великого счастья жить на земле, которую он сообразно непрерывному росту своих потребностей хочет обработать всю, как прекрасное жилище человечества, объединенного в одну семью'.
Горький был душой съезда. Отзываясь на ход дискуссий последующих дней, он выступил с речью и заключительным словом.
Горький горячо поддержал Леонида Соболева, заявившего на съезде: 'Партия и правительство дали писателю все, отняв у него только одно — право писать плохо'. Он много говорил о теме современности, о том, что 'основным героем наших книг мы должны избрать труд, то есть человека, организуемого процессами труда', о первостепенных требованиях к художественному уровню произведений, о развитии художественных культур братских национальностей, которые представляли на съезде более пятидесяти разноязычных, по большей части младописьменных литератур.
