— Пить меньше надо. Давай встретимся с тобой там, где мы однажды с Сердаром «сняли» трех девочек. Помнишь тот случай? — в этом был весь Стас: даже в такой ситуации он вспомнил забавный эпизод нашей студенческой молодости.
— Помню прекрасно и то место, и тех страшных девочек.
— Через сколько сможешь там быть?
— Стас, я на самом деле не знаю, где нахожусь, поверь! Где-то на окраине, а вот на какой окраине? Я точно не уверен, что это Москва, хотя скорее всего, это именно она.
— Елы-палы, Дэнис! — простонал Стас с укоризной. Значит, так: обещай мне, что по крайней мере до нашей с тобой встречи ты не появишься ни в одном месте своего обычного обитания: на квартире, в офисе, у постоянной любовницы и т. п. И во сколько мы все же встретимся?
— Ох… — простонал я. — Давай ровно в 15.00.
— О’кей! — в трубке раздались гудки. Я стоял и тупо смотрел в зеркало. Что же в конце концов произошло?
Вчерашним воскресным утром ничто не предвещало неприятностей. У меня был заслуженный выходной, я встал не раньше одиннадцати, предвкушая встречу с одногруппниками, большинство из которых не видел пять лет. День прошел в мелких хлопотах. Ближе к вечеру я принял душ и надел свой лучший костюм. Покрутившись перед зеркалом, я остался доволен собой. Свой новенький «Hyundai Accent» пришлось оставить рядом с домом. Частник лихо домчал меня до Националя. Раздевшись в гардеробе, я поднялся на второй этаж.
Все-таки как же здорово встретиться с однокашниками через несколько лет разлуки! В холле уже собралась небольшая группа. Как всегда, в центре внимания был Стас. Удивительно, но он, казалось, совсем не изменился. Те же потертые джинсы и свитер ручной вязки, которым его традиционно снабжала мама. Стас был старшим из четверых детей в рабочей семье. Его отец погиб в результате несчастного случая на заводе, когда Стасу было 16 лет. Мама выбивалась из сил, чтобы одеть и накормить «трех сыночков и лапочку дочку», но и Стасу приходилось несладко — что такое разгружать вагоны на овощебазах, он узнал еще до поступления в Университет. Стас всегда испытывал финансовые трудности, но, казалось, что это его ничуть не заботило. Он всегда был для меня наглядным примером жизненного принципа «не человек для денег, а деньги для человека».
— Дэнис, привет! Легок на помине, долго жить будешь! Я как раз рассказываю историю о тебе!
— Всем привет! — радостно сказал я, пожимая руки присутствующим мужчинам.
— Так вот, — продолжил рассказ Стас. — Мы с Юриком на день варенья подарили Дэнису значок, сделанный на заказ. Такая металлическая хромированная табличка, а на ней выгравирована надпись: «Денис Заречин. На экзамене выносить в первую очередь»[1]. Мы вручили Дэнису этот значок как наградной отличительный знак Государственного Комитета народного образования. Ну, вы помните Дэниса! Все удивлялись его способности ничего не учить и прийти на экзамен слабо подготовленным, а получить как минимум три балла — и то это была большущая редкость. При этом он всегда сильно горевал, что ему поставили трояк, хотя любого другого вынесли бы со свистом через две минуты после начала ответа по билету. И что вы думаете сделал Дэнис? Он стал надевать его на каждый экзамен! Представляю себе, как веселились преподаватели. Может, по этой причине его так ни разу и не «вынесли» с тех пор, — закончил Стас.
— Да-да! — Юрка Колобов, ныне один из соучредителей банка «Московский Кредит», возглавляемого Федором-Федотом. — Помнится, Дэнис именно с этим самым значком угодил в ментуру, когда после празднования сдачи очередной сессии пытался камнем разбить фонарь над будкой постового, охранявшего китайское посольство! — все дружно засмеялись, вспомнив организованный Федотом поход с целью моего вызволения из узилища. Как знать, если бы не их слезная петиция, подписанная всей группой, где я выставлялся чуть ли не Ломоносовым, Пьером и Марией Кюри, Резерфордом и Нильсом Бором вместе взятыми, накатали бы на меня бумагу на факультет, что скорее всего привело бы к неминуемому отчислению.
— Да-а-а-а! Помню, помню этого дебошира и пьяницу. Привет, Дэнис! — раздался за спиной до боли знакомый голос Федора. Я невольно вздрогнул. С некоторых пор я не могу спокойно реагировать на общение с этим человеком. Было время, когда я хотел его убить, но сердечная рана со временем затянулась, хотя шрам все же остался.
Это было одно ничем не примечательное серое утро осенью 1988 года. Я благополучно начал учебу на втором курсе. Дотопав по лужам до родного физфака, я поднялся аудиторию, занял местечко поуютней — у стены. Рядом сел незнакомый парень. Он был несколько выше моих 178 см, стройный, загорелый. Вернее сказать, это был не обычный загар, полученный где-нибудь на южном курорте. Кожа на его лице и руках была темной, огрубевшей. Вообще весь он излучал ту самую грубоватую мужественность, которая так нравится многим женщинам.
— Здесь не занято? — спросил он, улыбнувшись.
— Пожалуйста, — улыбнулся я в ответ.
— Браток, у тебя закурить не найдется? — последовало не вполне обычное для студенческой среды обращение. — Прикинь, только сегодня купил у метро новую пачку, на автобусной остановке решил покурить, как тут какой-то ботан толкнул меня под руку. Пачка упала в лужу.
— Бывает, — усмехнулся я, — пойдем вместе, я как раз собрался подымить.
Мы вышли на лестницу, закурили.
— Как приятно курить нормальные сигареты после двух лет дурдома, — произнес незнакомец после первой затяжки.
— Так ты из армии?! — осенило меня.
Наш курс был не совсем обычный. Начиная с 1985 года наше государство стало испытывать недостаток в мужском населении призывного возраста — демографическая яма, последствия войны. Ничего лучше правительство не придумало, как призывать на срочную службу студентов. Я поступил в МГУ в 87-м, наш курс был первый, с которого студентов «забривать в рекруты» перестали. Те же, кому не повезло, кто поступил немного раньше и не смог откосить от этой «почетной обязанности», прямо со студенческой скамьи прыгали в кирзовые сапоги и топали в них два года, возвращаясь потом с промытыми мозгами и с подпорченным здоровьем.
— Да, вот три дня назад вернулся, — ответил мой собеседник. — Ты, кстати, из какой группы?
— Из 203-й.
— О, братишка, да мы ведь с тобой еще и одногруппники! Ну, давай знакомиться, — протянул он широкую ладонь, — Федор, Федор Силин.
— Денис Заречин, — пожал я протянутую руку, — друзья зовут меня Дэнис.
— О’кей, Дэнис, — весело проговорил Федор.
— И где же выдают такой необычный загар? — продолжил я разговор.
— О, это жуткое место называется «Байконур». Я служил в Космических войсках, отбарабанил в этой дыре полтора года после учебки. Честно говоря, вспоминать не хочется. Слушай, я сегодня продолжаю отмечать столь радостное событие — дембель, приходи!
— Обязательно приду, — не раздумывая, ответил я неожиданно для самого себя. Я всегда непросто знакомился с людьми, и обычно проходило достаточно много времени, прежде чем устанавливались теплые товарищеские отношения. Но от Федора исходила какая-то сила, рядом с ним возникало ощущение покоя и стабильности, и я с радостью принял его дружбу.
Вечером я, как и обещал, пришел к Федору домой — он жил на Юго-Западе в одной из высоток по улице 26-и Бакинских комиссаров. Папа Федора, профессор, работал в институте ЦК КПСС, а мама трудилась в московской прокуратуре в звании подполковника. Именно она была лидером в этой семье. А Федор был у
